Вот и мы в 30-е годы, особенно в 1937-38 г.г., насильственно удаляли "аппендиксы" модернизма. И это не прошло бесследно для нашего искусства. Когда сегодня мы на выставках прикладного искусства или на выставках плакатов, афиш встречаемся с польскими или чешскими коллегами, мы со стыдом убеждаемся, как мы от них отстали. И, право же, не приходится особо доказывать, что все преимущества в развитии как раз самого массового, истинно "всенародного" искусства - в оформлении плакатов, афиш, товаров широкого потребления, интерьеров, словом, в развитиии искусства, призванного украшать повседневную жизнь миллионов людей, мы утратили в результате разгрома пресловутого модернизма, преследования и шельмования абстракционистов.
Искусственное подавление, административное устранение того, что может быть даже большинству зрителей и читателей в данный момент казалось ненужным, неприятным, даже "ненормальным" в искусстве, обратилось в конечном счете в свою противоположность. Это должно стать для нас очень серьезным уроком.
Тема нашей конференции "Традиции и новаторство". От каких традиций нам нужно отказаться, пожалуй, ясно для всех. В этом мы почти единодушны. Но то обстоятельство, что и сегодня кто-то хочет планировать новаторство, пытается давать "установки", каким именно оно должно быть, - это ведь тоже дурная традиция. В ней заключено "контрадицио ин адъекто", она противоречит самой сущности любого новаторства. Во всем, и тем более в искусстве, "езде в незнаемое". Ведь потому оно и новаторство, что его нельзя предвидеть, что самое лучшее в нем всегда неожиданно.
И, говоря об этом, мы можем ссылаться на ленинские принципы, не как на некое отвлеченное понятие, а на их воплощение в конкретном историческом опыте. Вспомним, как Ленин относился к поэзии Маяковского, к ВХУТЕМАСу, к некоторым спектаклям МХАТа... (С места:,,Отрицательно". )
Вот именно: относился отрицательно, однако ничего не запрещал и не позволял запрещать. (Председательствующий Ю. Калашников: ,,Запрещать ничего нельзя!")... Да, нельзя. И Ленин ничего не указывал художникам, не наставлял их, не советовал, как им следует работать. В крайнем случае говорил: "Мне это не нравится; меня это не радует... А в общем-то Анатолий Васильевич Луначарский лучше в этом разбирается". Однако и Луначарский, который и сам был литератором, драматургом, и поэтому был, естественно, пристрастен, субъективно заинтересован в вопросах литературы, искусства, не допускал, чтобы его пристрастия, его вкусы сказывались на его деятельности Наркома. Он заботился о том, чтобы литераторы и художники не слишком жестоко дрались друг с другом, чтобы не было эстетических законодателей-монополистов, всевластных администраторов.
