Хранить вечно. Книга вторая - Лев Зиновьевич Копелев

«Где вечно пляшут и поют…» Так бывалые воры говорили о лагерях. После долгих месяцев тюрем, теплушек и столыпинских вагонов лагерь представлялся обетованной землей.

Еще в Бресте стало известно: этап направляют на станцию Сухобезводная Горьковской области в Унжлаг. В бане медсестра, заключенная, щекастая, с перманентом, из «приблатненных» бытовичек, говорила доверительно:

- Это тебе повезло. Старый лагерь. Значит, порядок. Голода не будет. А там еще и посылочки, и ларек… Кто с головой - как на курорте жить может.

Были дни и часы, когда о лагере я мечтал неотступно, почти так же напряженно, как на фронте мечтал о победе, о мире.

В Горьком нас вели с вокзала в тюрьму пешим строем. Теплый сентябрьский день. Ободренный добрыми женщинами на вокзале, их вкуснейшим подаянием, шагая в строю грязных, мятых шинелей, истертых пальто, ватников и всяческой рвани, я шел почти что весело, радуясь воздуху, солнцу, движению.

Вышли к реке: большой мост - Ока. Слева - огромный светлый простор Волги. Я узнавал места, знакомые только по книгам. Шепот рядом и сзади:

- Мимо кремля пойдем… Тут в Горьком тоже кремль зовется…

Тоскливая горечь: вот как довелось увидеть впервые… И все-таки любопытно. И все-таки прекрасна Волга. И хорошо, что иду легко, не разучился. И вроде здоров. И уже скоро - лагерь.

Зеленый откос, зубчатая кирпичная стена. Крутая улица - Ущелье. Полязгивая, постанывая, нас обгоняет трамвай. Где-то совсем близко девичий смех, заливчатый, счастливый. Голоса детей. В окнах домов занавески, вазоны с цветами. Вот она, свобода, близехонько. До воли - четыре шага. Но еще ближе - угрюмый молодой конвоир с автоматом на весу и рыже-черный пес. В нескольких шагах - другой конвоир и другой пес.

С тротуаров глядели вольные люди - большинство безразлично, равнодушно, едва любопытствуя, реже - сочувственно, еще реже - враждебно… Мальчишка, шагавший в шеренге передо мной, метнул письмо - бумажный треугольник - в кучу парней, стоявших на перекрестке. Я заметил, как один из них наступил на письмо.

Конвоиры заорали: «Кто бросил? Кто поднял? Отдавай, твою мать…» Лейтенант бежал, размахивая пистолетом, к тротуару.

Мальчишку заметили. Потом в тюрьме его уволокли в карцер. Слышны были истошные вопли. Кто-то сказал: «Горьковские вертухаи - волки, умеют калечить».

Но записку не нашли. Парни на тротуаре сгрудились, смеялись.

Конвоиры спешили, погоняли нас вполголоса: «Давай-давай, а то всех на карцерный режим…»