— Ты знаешь, что по железнодорожным путям ходить запрещено, а? — строго спросил обходчик у босоногого путника.
— Нет, — без особой робости ответил тот, пожав плечами.
— Напрасно, напрасно... Чтоб впредь знал это, возьму-ка я да и отправлю тебя лет этак на десять на Сахалин, тележку с рудой катать, уголек рубить да песни каторжные горланить местным бабам на радость...
— За что? — Удивлению незнакомца не было предела.
— Было бы за что, вообще пристрелил бы, прямо тут же на рельсах, а так — Сахалин — и вся недолга!
— За что? снова повторил свой вопрос босоногий путник.
Но обходчик его не слышал, а упрямо гнул свое:
— Десять лет отбарабанишь — по путям ходить больше не будешь. Понял? Так-то! А ты вообще кто такой?
— Божий человек.
— Это я вижу — Божий... Дурак, значит, раз сам за себя не отвечаешь. Блаженный... Не хочешь отвечать или не можешь? Что, язык проглотил? Чего молчишь? Отвечать, когда спрашиваю!
Путник молчал. Не драться же ему с ражим обходчиком. Во-первых, тот гораздо здоровее, а во-вторых — железнодорожник при исполнении. Раз при исполнении — значит, власть. А против власти идти — это все равно что плевать против ветра, сам себе навредишь.
Путник приподнял одно плечо, сморщил свое темное, до костей продубленное солнцем лицо.
— Все понятно, — заключил обходчик, —дурак, он и есть дурак. Что с него взять...
Не обременяя себя дальнейшим разговором с путником, он, с интересом поглядывая на незнакомца, неожиданно с размаху — обидно и больно — припечатал его сзади своим мощным сапогом.
Путник охнул, присел и загромыхал под откос, поднимая пыль всей своей костлявой фигурой, теряя заношенные сапоги вместе с тощим сидором.
— И моли Бога, что я тебя на Сахалин не отправил! — повел волосатым пальцем железнодорожный страж.
Путник поднялся, стер с разбитой о камни скулы кровь, сплюнул себе под босые ноги и произнес без особой обиды в голосе:
— Эх ты... Не знаешь еще, что жить тебе осталось десять дней.
— Пошел вон! — еще раз громыхнул басом обходчик. — Тоже мне: пророк нашелся.
...Ровно через десять дней обходчика, неосторожно сунувшегося в утреннем тумане на железнодорожные пути, чтобы понять, идет поезд или нет, сшиб и проволок почти три версты по полотну курьерский состав, идущий из Москвы. Изуродовал он обходчика до неузнаваемости — у того оказались отрезанными обе руки и нога, тело превращено в месиво, череп раскроен до мозга, лица не стало — оно было стесано до костей.
