– Далеко еще, Себастьян? – спросил я.
Он пробурчал что-то невразумительное и стал идти еще медленнее.
– Ты знаешь, где мы? Пес-изобретатель остановился, понурил голову.
– Мы заблудились, старик, – тихо проговорил он. – Чернота такая, хоть глаз выколи.
– Что же теперь будет? Ведь они нас схватят, – чуть не крикнула Эва.
– А как прикажете ориентироваться? – потерянно пробормотал Себастьян.
– А твой замечательный нюх? – иронически спросил я.
– Отстань, старик. Это когда-то у меня был нюх. У кого в городе нормальные органы чувств?
Какая-то шишка тяжело шмякнулась на землю у наших ног.
– Знаю! – крикнула Эва и, повернувшись, бросилась назад.
– Чего вы там знаете? – несмело спросил Себастьян, на всякий случай загораживая ей дорогу.
– Камень. Волшебный камень с нашего острова. Мамин подарок.
– Нам бы больше пригодился компас,– сказал Себастьян.
– Это и есть компас. Как я могла его забыть? В наказание мы и заблудились. Боже, меня все время что-то мучило, не давала покоя какая-то мысль. А это оно и было. Немедленно возвращаемся.
К ровному шуму леса примешался новый, едва слышный звук: то ли тихая мелодия флейты, то ли журчание переливаемой из бутылки в бутылку воды.
– Это еще зачем? – вздохнул Себастьян. – Столько потратили времени…
– Я не могу оставить там камень. Это мое самое большое сокровище.
– Никуда вы не пойдете, – еще печальнее вздохнул Себастьян. – Я за вас отвечаю.
– Уговорите его. – Эва начала быстро гладить мою руку.
– Себастьян, – шепотом сказал я, – слышишь бульканье?
– Слышу. Слух у меня, слава богу, еще хоть куда.
– Тут где-то неподалеку река.
– Возможно.
– Если мы пойдем вверх по течению, то дойдем до усадьбы, а оттуда попытаемся еще раз.
– Да, да, – опять чуть не закричала Эва, впиваясь ногтями в мою ладонь. – Это прекрасный выход. Мы спасены.
– Не говори гоп, – простонал Себастьян.
– Возвращаемся, старик.
– Как хотите, – сказал Себастьян и побрел в ту сторону, откуда из-за стены пышного ольшаника доносился монотонный шум.
Обратный путь был, конечно, гораздо труднее и показался нам бесконечно долгим. Мы продирались сквозь мокрую чащу ольшаника, ломая упругие ветки, с которых стекала вода. Эва все время хныкала, хотя это недостаточно сильно сказано. Она то и дело судорожно всхлипывала от отчаяния, что забыла свой волшебный камень и мы наказаны за ее забывчивость.
В конце концов заросли стали совершенно непроходимыми. Тогда мы по скользкому и холодному берегу спустились к реке, показавшейся нам теплой, как стынущий чай. Воды не было видно, только чувствовалось, как она щекочет покрывшиеся гусиной кожей икры, а иногда и бедра.
