Болеутолитель | страница 16
И Тебе воздастся. Так говорили в приходской школе, прежде чем пожар все изменил.
— Сегодня у меня неважный день, — сказал Гивенс, как бы оправдываясь, — Но я не буду сорить здесь, как некоторые другие.
Он думает, что я сейчас накричу на него, решил Хейд и улыбнулся. Гивенс счел его улыбку добрым знаком.
— Может быть, желаете сыграть в монте? Следите за бубновой дамой и…
— Нет, — мягко перебил его Хейд, — Давайте лучше… немного потолкуем. Идет?
— Может у вас есть предложение поинтересней? Тогда я готов буду вас выслушать! — Гивенс внимательно осмотрел бутылку, на дне которой оставалось еще на два пальца выпивки, и обратился к ней: — Ну что ж, здравствуй, подруга!
Хейд залез во внутренний карман и вытащил маленькую черную книжечку, просто по привычке. Псалмы Давида.
Гивенс облизал горлышко бутылки, предварительно обтерев его рукавом, и улыбнулся, глядя на Хейда, как малыш, который наделал в штанишки и думает, что произошло нечто очень забавное, над чем его родители весело посмеются.
Хейд сделал шаг вперед, повторяя про себя пятидесятый псалом.
Бродяга потрогал языком внутреннюю часть бутылки, затем причмокнул губами. Его нижняя губа криво прикрыла верхнюю, как у маленького мальчика, пытающегося припомнить ответ на трудный вопрос контрольной работы.
— Меня зовут Редж, — сказал он, обращаясь к Хейду.
— Дай мне услышать радость и веселие, — ответил тот. Вытянув вперед обе руки, отчего его черная водолазка вылезла из-под пояса брюк, Хейд начал обнимать чернокожего.
— Эй, ты чего? — Гивенс от неожиданности выронил бутылку. Бутылка ударила Хейда по ноге. Хейд схватил инвалида, показавшегося вдруг совсем маленьким и жалким, за плечи. Тот задрожал и Хейда охватило желание закричать от подступившего чувства восторга.
— Эй, учти, я знаю здешних полисменов…
— А я знаю Отца, — Хейд притянул шулера еще ближе к себе, ощутив у живота его дыхание. Он продолжил начатую цитату.
— … и возрадуются кости, сокрушенные Тобою… Возврати мне радость спасения Твоего…
Хейд подтянул туловище калеки, но лишь вперед, а не вверх. Он крякнул от того, что явно недооценил вес тела. Но ничего, это ведь первый раз. Дальше будет легче, он привыкнет.
Обрывки звуков, которые издавал Гивенс, были теперь почти неслышными. Хейд не собирался ломать кости несчастного. Отец хотел, чтобы тот предстал перед ним целым и невредимым. Между грудной клеткой Хейда и лицом Гивенса разливалось сияние.
Когда плоть — его плоть — наконец, поддалась, человек в инвалидной коляске попытался кричать и, в тот краткий миг, после которого он стал проникать внутрь его тела, Хейд почувствовал зубы на своей фуфайке.