— Мисс Макаллистер, — сказал Маршалл, — вы ошибаетесь. Мы с Эстер просто беседовали.
Атина скрестила руки на груди.
— Ах, теперь это просто «Эстер», не так ли? Насколько я понимаю, вы уже отбросили формальности. Хорошо, что я вовремя вернулась. Вы не успели раздеться.
Маршалл подошел к ней.
— Мисс Макаллистер, вы превысили свой собственный стандарт грубости.
Эстер поднесла руку к пылающему лицу.
— Атина! Ради всего святого! Как ты могла обо мне так подумать?
Атина почувствовала укол раскаяния, но ревность бушевала в ней вовсю.
— Как могла я? Признайся, Эстер, ты положила глаз на этого хама с самого начала. Я удивлена, что у тебя это заняло так много времени.
Эстер отчаянно боролась со слезами, но не выдержала и, рыдая, выбежала из комнаты.
Маршалл сжал кулаки.
— Ах, ты чертова кошка! Как ты могла сказать такое и обвинить Эстер совершенно необоснованно?
Она вздернула подбородок.
— Можете ругать меня, сколько хотите.
— Меньше всего я забочусь о ваших чувствах. Вам следует знать, что ваша подруга неспособна вести себя столь неприлично.
— Да, я знаю Эстер. Однако не знаю вас. И знать не хочу. Убирайтесь.
Охваченный яростью, Маршалл скрипнул зубами.
— Я не слуга, чтобы меня прогонять.
— Будь вы даже принц Уэльский — мне все равно. Здесь вы всего лишь наемный работник.
Он подошел к ней.
— Я долго терпел ваши диктаторские замашки, грубость и оскорбления. Но терпение мое лопнуло. Вы расхаживаете здесь с самодовольным видом, будто вы хозяйка замка, и считаете, что вы лучше меня, хотя совершенно ясно, что вы ведете себя, как провинциалка, каковой вы на самом деле и являетесь. Я был удивлен вашим странным поведением, но с меня довольно. Особенно после того, как вы своим поганым языком опорочили такую достойную женщину, как леди Уиллетт. Вы нечто иное, как наглая грубиянка, и мне очень хочется вас как следует выпороть. Еще одно непристойное замечание, и следующим звуком, который вы издадите, будет вопль боли.
Его голубые глаза сверкали, словно раскаленные угли. Его кулаки сжимались и разжимались.
Атина встретила его решительный взгляд, не отступив ни на шаг. Охваченная гневом, она вскоре поняла, что ее вздымающаяся и опускающаяся грудь вызывает боль в сердце. К тому же ее гнев начал понемногу утихать, и на смену ему пришло сожаление. Какая же она дура, что приревновала человека, от которого она ничего не могла требовать — ведь он ей не принадлежал. Она лишь опозорила себя и свою подругу.
Хотя она все еще держалась стойко и выражение лица было решительным, она почувствовала, что ее глаза помимо ее воли наполняются слезами. Чтобы он этого не увидел, Атина отвернулась.
