— Нет, цветочки мои целы. А ты хорош, вояка, от пустячного толчка валишься, — засмеялась я.
В ответ мне из-под длинных золотистых ресниц засияли синими звездами радостные детские глаза.
— Со всяким это может случиться, — солидно ответил малыш, стараясь говорить басом. — Не ожидал, потому и свалился. Откуда вы взяли эти цветочки? Я никогда не видал таких красивых.
— С дачи. На, хочешь? — я выбрала красную хризантему и протянула ему.
Он искоса взглянул на генерала, у которого под седыми усами дрожала добрая улыбка, и оглушительно выпалил:
— Солдату не полагается иметь украшений!
Я думала, что этот малыш был сиротой, воспитанником какого-нибудь полка здесь, в Москве, и что в солдатскую форму одет для забавы.
— Какой же ты солдат? Уж не был ли ты на войне? Он уловил насмешливые нотки в моем голосе.
— А вы не смейтесь, барышня! Я и на войне был, и в лазарете лежал.
— Неужто был ранен, паренек? — ахнула старушка, сидевшая рядом.
— А то как же, без этого нельзя: редко кто убережется, — гордо ответил малыш. — Меня-то кольнуло только в плечо, а дяденьку Ивана так насквозь штыком и проткнули… После атаки нашли его мертвым уже.
После небольшой паузы мальчик оживился.
— Хороший он был, добрый. Барышня, как он на гармонии играл! — его вспыхнувшие было слезинки сразу сгорели в радостном блеске глаз. — Когда эшелон наш шел, как на станции остановимся, так он начнет «Барыню» или «Камаринского». Солдаты разыграются, пляшут, поют, унтер до хрипоты докричится: пора в вагоны садиться, а они точно не слышат.
Дяденька Игнат потом взял эту гармонию, только он все грустное играет.
— Так ты что, в атаку ходил? — не выдержал и генерал. Малыш козырнул.
— Так точно, ваше превосходительство! Три раза ходил со своей ротой, только я плохо как-то помню. Бегут, кричат «Ура!», я с ними, в голове точно туман — лица страшные, голоса хриплые. Отстал я от своей роты, сзади нагоняет другая. Прапорщик кричит: «Что ты под ногами вертишься, уходи!» Столкнулись с немцами, я тоже куда-то бросаюсь со всеми, кричу, вдруг чувствую, точно ожгло мне плечо. Потом навалился кто-то на меня… Должно быть, память потерял я. После наши меня отыскали, дяденька Игнат на руках снес на пункт. Перевязали меня и сюда отправили. Когда мы в окопах сидели, я воду дяденькам носил из речушки! Заберу чайник и ползком! Дяденьки ругаются: «Да тебя, постреленок, убьют!» А мне что? Маленький — ужом проползу. Дяденька Игнат иной раз и за уши потрепет, да только так, любя.
