Когда Ингольф терял трех или четырех матросов из своей команды, он вылавливал из воды соответствующее число бросившихся в нее неприятельских моряков и предлагал им на выбор смерть или службу на «Ральфе». Не было еще ни одного примера, чтобы предпочтена была смерть, а через три месяца новые рекруты превращались в заправских пиратов, готовых для своего капитана на все.
Даже почтеннейший Олдхэм, помимо ежедневного слабого протеста, аккуратно заносимого в книги, в конце концов свыкся со своей жизнью на «Ральфе», которая к тому же обогащала его и избавляла от вечных супружеских сцен, которые там, в Англии, устраивала своему мужу изо дня в день в течение двадцатилетнего сожительства почтенная миссис Олдхэм, обладавшая, впрочем, по словам мистера Олдхэма, ангельским характером.
— О, она очень добра, — говорил мистер Олдхэм, — но подумайте только: на двадцать два шиллинга в неделю прокормить, одеть и обуть одиннадцать человек детей!.. Ведь это, согласитесь, чей угодно характер испортит.
Со времени исчезновения господина клерка чья-то невидимая рука доставляла его супруге двести долларов в месяц, и почтенная мать семейства воссылала к Богу пламенные мольбы, чтобы муж ее как можно дольше не возвращался.
Таков был личный состав странного корабля, по дисциплине и порядку не уступавшего самому лучшему военному судну, но в данный момент влекомого ветром и течением на норландские рифы.
Но зачем бриг явился в эти опасные места?
Это была тайна, принадлежавшая Надоду Красноглазому и капитану Вельзевулу, — тайна, никому на корабле, кроме них, не известная.
Несмотря на то что каждый матрос видел неминуемую гибель, ни один из них не роптал — до такой степени сильна была в них преданность своему капитану.
Между тем корабль все несся и несся на скалы… Ингольф неподвижно стоял, смотрел и ждал.
Не то было с Надодом. Распустив по ветру свои рыжие волосы, вытаращив свой налитый кровью страшный глаз, он задыхался от ужаса и бессильной злобы.
— Послушай, да сделай же что-нибудь! — кричал он не своим голосом, обращаясь к Ингольфу. — Я не моряк, но я посовестился бы так пасовать перед бурей, как это делаешь ты. Ведь подумай: ты рискуешь жизнью храбрых матросов…
— А главное — жизнью храброго Нада, — насмешливо произнес капитан. — Однако ты очень дорожишь своей жизнью. Удивляюсь, что тебя так к ней привязывает? Будь я так безобразен, как ты, я бы желал себе смерти.
— Удивляюсь, как ты можешь шутить в такую минуту! — вскричал выведенный из себя Надод. — Ведь мы в какой-нибудь сотне метров от этих страшных скал…
