Вторжение варваров положило конец возмутительным зрелищам; театр возродился в самих католических церквях благодаря «мистериям», смешивающим (кстати, зачастую порочным образом) сцены страстей Христовых и эпизоды из жития святых с непристойным шутовством, выступлениями танцоров и жонглеров. Но сохранившиеся кое-где барельефы на соборах свидетельствуют о том, что это сочетание не шокировало наших предков. Кстати, подобные представления устраивали в монастырях.
В то время как Карл VI в 1398 году одобрил создание Братства Страстей Господних для представления мистерий, новые отцы церкви — Альберт Великий, святой Фома, святой Бонавентура — допускали театр, лишь бы он сохранял благопристойность, и уже не осуждали комедиантов; святой Фома признавал, что «ludus est necessarius ad conservationem humanae vitae».[1] Он считал (и это непререкаемое утверждение), что актеры «non sunt in statu peccati, dummodo moderate ludo utantur»;[2] именно гражданские власти, придерживаясь правил, установленных первыми церковными соборами, запретили в XVI веке представления священных мистерий, однако разрешили играть светские пьесы — «пристойные и благонравные».
В начале XVII века был издан римский ритуал папы Павла V, который в принципе не осуждал ни театр, ни комедиантов. Кстати, в Ватикане уже давно имелся свой собственный театр. Однако галликанская церковь, по крайней мере в некоторых епархиях, намеревалась придерживаться древних канонов.
Подробное исследование французских ритуалов, проведенное Жаном Дюбю, вносит ясность в этот вопрос. Орлеанский ритуал (1642) ограничился исключением комедиантов из монашеских орденов. Римский ритуал лишал права на причастие, восприемство и христианское погребение concubinarii, foeneratores, magi, sortilegi, blasphemi.[3] В некоторых ритуалах, например, в том, что составил Гонди>{1} для парижской епархии (1654), в этот список незаметно затесались comoedi (комедианты). Однако об отлучении от церкви речи не было, поскольку ритуал уточняет: «Nisi de eorum poenitentia et emendatione constet, et publico scandalo prius satisfecerint».[4] Единственным судьей в деле о раскаянии грешника был приходской кюре.
Публикация «Деяния миланской церкви» кардинала Федерико Борромея, архиепископа Миланского и двоюродного брата святого Карла Борромея, ознаменовала собой возвращение к древним канонам. В 1664 году вышел «Трактат против танцев и комедий» — перевод святого Карла Борромея с посвящением принцессе Конти, муж которой вскоре вступил в заговор против театра. Этот мнимый перевод искажал идею автора. Произведение имело форму диспута между канонизированным святым и преподобным епископом Женевы Франциском Сальским, который допускал балы и театр. Слова святого Карла Борромея о балах, которые он, кстати, осуждал лишь по воскресеньям и праздникам, распространили и на театральные представления. В результате между епископами зародилось своего рода соперничество: одни придерживались попустительства святого Фомы, другие стояли за непримиримость святого Карла Борромея.
