— Нет… нет… я не сплю, не сплю… Какой сон?.. У меня и ночью нет сна. Кто это вошёл? — слабым голосом спросила больная императрица.
— Я… я, ваше величество!
— А… очень рада… сядь ко мне поближе, Александр Данилович. А ты поди: потребуешься — позову, — приказала государыня своей камер-фрейлине и, когда та вышла, указала Меншикову на её стул.
— Садись вот здесь, Александр Данилович. Что, навестить меня пришёл?
— Я вам, государыня, здоровья принёс.
— Нет, не здоровья мне ждать, а смерти; я скоро умру.
— Ваша жизнь нужна отечеству, государыня; живите для счастья людей русских, ваших верноподданных.
— Полно, князь… полно!.. Одни слова… Кому нужна моя жизнь? Наверно, все ждёте, когда я уберусь.
— Что вы говорите, ваше величество! Мы все… вся Русь, молим Бога о вашем здравии.
— Хорошо, князь… Спасибо, голубчик! В твою преданность я верю. Но не в том дело… Знаешь ли, князь, какой я видела сон?.. И сон тот правдивый, вещий… Хочешь — расскажу?
— Рад слушать, государыня.
— Расскажу, расскажу… только дай мне немного отдохнуть… Устала я… говорила и устала.
В покое императрицы водворилась тишина. Больная государыня лежала с закрытыми глазами; тяжёлые вздохи вырывались из её высоко подымавшейся груди.
Меншиков, не смея нарушить безмолвие, сидел молча, задумчиво опустив свою властолюбивую голову. Мысли одна за другой туманили его голову.
«Когда не станет государыни, императором будет провозглашён Пётр Второй, а я первым стану у его трона, император — отрок, он неспособен управлять таким большим царством, и я стану правителем… Но нужно будет как можно более укрепить своё положение, и для этого есть один путь — породнить государя с моим родом. Кому же и быть, как не мне, самому близкому к трону вельможе, тестем государя? Во что бы то ни стало свою дочь я выдам за Петра и сегодня же испрошу у государыни согласия на это. Я уверен, что согласие последует и дочь моя будет царицею, назло моим завистникам. О, счастливая моя судьба, как ты высоко подняла меня!.. Из простых пирожников я стал всесильным министром… и скоро, скоро стану правителем всего государства… — Меншиков от восторга готов был улыбнуться, но, взглянув на больную императрицу, подумал: — А что, если государыня поправится, выздоровеет? О нет, горячка — болезнь тяжёлая, не перенести ей».
Честолюбивые мечты властолюбца были прерваны государыней.
— Князь, ты здесь? — тихо спросила она. — Да? Кажется, я хотела рассказать тебе свой сон, так?
