За русский народ! Национальный вопрос в Великой Отечественной войне | страница 35

Руководство страны стояло перед необходимостью пышной фразеологией прикрыть низкий жизненный уровень в СССР, который особенно бросался в глаза офицерам и солдатам после знакомства с жизнью стран Европы92. Такое знакомство вызывало у советских воинов культурный шок и «психологическую переориентацию личности», что представляло определенную опасность для режима93. Под предлогом преодоления низкопоклонства и космополитизма советскому руководству пришлось начать борьбу с положительным образом стран — союзниц, в первую очередь США, который во время войны активно создавался самой советской пропагандой94.

Борьба с «низкопоклонством», которая получила развитие в послевоенное время, может быть связана с противодействием т. н. «плану Даллеса» — датированной 1945 годом разработке американских спецслужб по морально — политическому разложению советского народа в послевоенные годы. Однако сам этот документ, в существовании которого убеждены многие пишушие о нем авторы, до сих не представлен95.

Итак, на заключительном этапе войны произошло выравнивание возникшего ранее идеологического крена в сторону усиления русского национального фактора. Снижение накала пропаганды русской национальной гордости, величия и патриотизма было очевидным. Руководство страны беспокоил возможный всплеск национализма среди народов СССР, поэтому оно стало опасаться, что «дальнейшая пропаганда идей русского великодер- жавия вызовет обратную реакцию других народов и создаст угрозу целостности большевистской империи»96.

Национальная политика в СССР претерпела ревизию в пользу укрепления базовых принципов «советского патриотизма», якобы в одинаковой мере свойственного всем народам СССР. Русский народ теперь использовался в основном не как нечто самоценное, а как «цементирующий», государствообразующий фактор. Следует согласиться с мнением, что интернациональные основания коммунистической власти в СССР остались незыблемыми. Советское руководство идентифицировало себя «с великодержавной империей, а не с русской идеей в ее бердяевском понимании», т. к. руководители государства «ясно отдавали себе отчет в том, что одного лишь русского национализма

Плакат, подчеркивавший историческую связь между красноармейцами и Русской армией

мало для того, чтобы удержать вместе народы советской империи»97. Национальная политика стала склоняться к использованию концепции «советского народа как новой исторической общности», впервые отчетливо выраженной в выступлении профессора М. В. Нечкиной на совещании историков в ЦК ВКП(б) летом 1944 г.: «Советский народ— это не нация, а какая‑то более высокая, принципиально новая, недавно возникшая в истории человечества прочнейшая общность людей. Она объединена единством территории, принципиально новой общей хозяйственной системой, советским строем, какой‑то единой новой культурой несмотря на многочисленность языков. Однако это не нация, а нечто новое и более высокое».