Через несколько минут полк, поднятый по тревоге, в сомкнутом строю кинулся к границе. Бешеная скачка не помешала Рокоссовскому вчерне наметить план боя. Резухин сейчас, вне всякого сомнения, увлечен преследованием отступающих стрелков. Надо было ударить белую конницу во фланг и смять ее с хода.
Это удалось Рокоссовскому почти в полной мере. Резухин, заметив грозную опасность, пытался повернуть фронт бригады навстречу красной коннице, но не успел. Казаки вступили в бой с полком в невыгодных для себя условиях.
И когда уже стало ясно, что белые вот-вот дрогнут, потому что в жарком и тяжелом бою они несли громадные потери, генерал рывком остановил кобылу возле пулеметчика, лежавшего на высотке за «максимом». Матерясь, нахлестывая себя от ярости плеткой по сапогам, кинул оробевшему наводчику:
— Бей по краскому, слюнтяй! По командиру, идиот ты этакий!
Растерявшийся от крика пулеметчик, вскочил, вытянул руки по швам и трясущимися губами спрашивал все одно и то же:
— Где? По какому? Где? По какому, ваше превосходительство?
— Да вон же! — ткнул плеткой Резухин прямо перед собой. — Вон он, на вороном жеребце-полукровке!
Рокоссовский только что свалил ударом шашки высокого поджарого монгола в княжеском халате — и теперь пытался прорезать строй казаков. С боков его защищали Ваня Сушкин и комэск Перцев.
Увидев, наконец, человека, на которого указывал генерал, пулеметчик по-бабьи ойкнул, крикнул: «Теперича вижу, вашество!» — и кинулся к «максиму».
Он довернул ствол, выждал, когда командир вынесся на увал, и, не целясь, вдавил оба больших пальца в гашетку пулемета.
Рокоссовский продолжал скакать. Он пришпорил коня, и тот, прижав уши и зло оскалившись, взял в карьер.
— Мажешь, в бога мать! — заорал Резухин, и его короткая, толстая шея стала багровой. — Мажешь, сукин сын!
Пулеметчик, окончательно оробев, выпустил еще одну длинную очередь и бессильно опустил руки.
Тогда Резухин, ругаясь и разбрызгивая слюну, соскочил с кобылы и бросился к пулемету.
Рокоссовский на большой скорости, не опуская шашки, шел на полковника Хоботова, горбившегося на коне, в окружении вестовых.
Резухин прицелился в краскома и нажал гашетку. Всадник, будто заколдованный, продолжал скакать.
Солдат, покашляв от смущения, сказал генералу:
— Разрешите мне, ваше превосходительство. Авось, достану!
— Черт с тобой, стреляй, — кинул Резухин, поднимаясь. — Раззява!
Наводчик теперь, после пустой стрельбы генерала, немного успокоился и не стал палить без расчета. Он выждал, когда командир выбрался из толчеи, поймал Рокоссовского в прицел и быстро нажал на спуск.
