Для Ивэн это должно оставаться тайной: Нишицу по собственному опыту знал, как это трудно – много знать и не проболтаться. В любом случае Ивэн нужна ему для более важных дел. Он немного ослабил хватку и ощутил в ответ, как от нее повеяло волнующим запахом.
– Кто же предал нас? – спросил он.
– Не знаю.
Он водил губами по ее щекам, по уголкам рта.
– Подозреваемых очень немного. Всего несколько человек, но зато достаточно могущественных, опытных я коварных.
Тонкая струйка слюны выступила на ее губах, и это ему понравилось.
– Мужчины слишком самоуверенны, настолько, что решаются противостоять нам, женщинам, хитры и коварны. Кого ты подозреваешь? Мужчину или женщину?
– Мужчину.
– И я назову его имя. По сути дела, первый, кого я подозреваю, это Шото Вакарэ.
Он выпустил ее запястье и с удовольствием заметил, что она не отдернула руку.
– Мне известно, как ты пускаешь в ход свои способности, и полностью полагаюсь на них в этих делах.
– Я всегда делала все, что вы приказывали, Нишицу-сан.
Он не мог удержаться от соблазна, почувствовав, как увлажнились ее губы.
– И снова проделаешь то же, – хрипло произнес он. – Ты поможешь мне отыскать предателя.
В ответ Ивэн подняла голову, обнаружив лебединую шею. Заметив ее готовность выполнить его волю и увидев нежное женское тело, Нишицу ощутил, как в нем пробуждается желание, еще больше подогреваемое пикантностью ситуации.
Он быстро лег на нее, раздвинув сильными ногами ее ноги. Через минуту-другую она заплакала, но совсем не так, как плакала только что от боли.
* * *
Вулф решил никому не рассказывать ни о дверце в задней стенке гардероба в квартире Моравиа, ни о комнате без окон, ни об эксцентричной обстановке в ней, в том числе и о фотографиях и странной скульптуре. Не мог он посвятить в эту тайну даже Бобби. Почему? Этого он и сам не знал, просто инстинктивно чувствовал, что о своем открытии следует помалкивать.
Во второй половине дня стало прохладно и тихо, будто даже и не существовало никакой погоды, а была лишь огромная серая морозная пелена, грозящая ввергнуть город в небытие. Он припарковал машину на Восточной Третьей улице, напротив старинного кирпичного особняка. На первом этаже здания размещалась художественная галерея с экспонатами, если только так можно было назвать куски материи и полоски черной кожи, прикрепленные к отожженным скрученным листам железа. Огромные скульптуры виднелись в окне за крепкими чугунными воротами, выкрашенными в разные цвета – зеленый, оранжевый и желтый, – похожие на свежие кровоподтеки, на которые наложены декадентские рисунки. Выставка называлась "Городская гниль".
