— Лопатка будет первый сорт, — говорил он внимательно наблюдавшей девочке. — Рукоять мы сделаем гладенькой, чтобы руку не занозить… Что же ты, ягодка, собираешься копать этой лопаткой?
— Огород копать надо, — со вздохом сказала Марфуша и деловито нахмурилась.
— Огород? Вот что… Да… огород копать самое время подоспело. Вон как солнышко-то греет! Гороху, стало быть, посеешь, морковки…
— Нет. Я уж картошку посадила.
— Можно и картошку. Картошка — второй хлеб.
— А Саша говорит, лучше конфеты посадить. Они, что ли, вырастут, деда? — спросила девочка.
— Конфеты? Навряд ли конфеты вырастут… Это он для смеха сказал.
— Потому что я маленькая, — пояснила Марфуша и, подумав, прибавила: — А всё равно я большая!
— Вот, вот… Ты маленькая, да удаленькая… Ну вот! — сказал старик, поворачивая готовую лопатку перед глазами девочки. — Нравится лопатка?
— Нравится.
— Копай на здоровье свой огород и картошку сажай. А картошка-то у тебя есть на посадку?
— Есть.
— А то я дам.
— У тебя плохие картошки, деда… А у меня самые, самые лучшие, которые Ваня из города привёз! — похвастала девочка.
Тихон Михайлович насторожился. Вчера Боря Дюков сообщил ему, что привезённые из Ленинграда клубни куда-то исчезли.
— Из города? — переспросил он. — А где же ты взяла?
— А в ящике! Она уже выросла, и Ваня всё отломал… А потом он выбросил под кровать. Я и взяла… — беззаботно рассказала девочка.
— Ай, ай, ай! Ягодка, ягодка… Что же ты натворила! — с укором сказал старик.
Марфуша тревожно оглянулась кругом, посмотрела на свои руки, на лопатку.
— Зачем же ты картошки взяла у ребят? Картошки-то эти не простые, сортовые! Ай, ай, ай! Какая беда!.. Узнают ребята, тебе не сдобровать.
— А они и не узнают… — неуверенно сказала она.
— Не в том дело, что не узнают. Нехорошо ты поступила, кралечка. Взяла без разрешения. Позорный поступок это!.. Ты скоро в школу пойдёшь, пионеркой станешь — и вдруг такое дело…
— Я же только поиграть…
— Какая тут игра… что ты, ягодка! Принеси-ка мне эти картошки. Поняла? Я уж как-нибудь верну их обратно по принадлежности.
* * *
Из большого толстого полена Степан Захарович во дворе делал корыто для поросёнка.
Солнце поднялось уже высоко и грело по-настоящему. От влажной крыши сарая, от ступенек крыльца, от подоконников шёл пар.
— Степану Захаровичу моё почтение!
Дед поднял голову и улыбнулся.
— А-а! Тихону Михайловичу… — приветливо встретил он неожиданного гостя. — С хорошей погодой!
Тихон Михайлович сел на крыльцо, достал кисет и начал сворачивать цыгарку.
