— Никогда не слыхал ни о чем подобном, — сказал Брюс, чувствуя прилив торгового энтузиазма.
Какое-то время они обсуждали эту тему, потом покончили с кофе и пошли обратно в «Копировальные услуги».
У обочины Брюс увидел незнакомый автомобиль, светло-серый седан со старомодной, но в высшей мере классической решеткой радиатора. Автомобиль выглядел несколько архаично, но его чистые линии перекликались с новейшими концепциями в дизайне. Оставив Мильта, он подошел к машине, чтобы как следует ее осмотреть. Его внимание привлек значок в виде трехконечной звезды. Это был «Мерседес-Бенц». Первый, который ему довелось увидеть.
— Вот машина, от которой я бы не отказался, — сказал он, упиваясь ее видом. — Пожалуй, это единственная иностранная машина, которую я не прочь видеть. Посмотрите на эту кожу внутри. — Сиденья, обтянутые толстой кожей, представлялись ему последним словом в элегантности.
— Это моя машина, — сказал Мильт.
— Правда? — Он не поверил. Этот низкорослый и растрепанный бумажный коммивояжер, конечно же, снова его дурачил.
Вытащив необычного вида ключ, Мильт отпер переднюю правую дверцу «Мерседеса». На заднее сиденье машины были уложены пачки образцов бумаги, некоторые из них соскользнули на пол.
— Я намотал на ней тридцать тысяч миль, — сообщил Мильт. — Гонял ее по всем четырнадцати западным штатам и никогда не знал с ней никакого горя.
— Это «восьмерка»?
— Нет-нет, — резко сказал Мильт. — «Шестерка». По-настоящему устойчивая машина. У нее сзади качающиеся оси. И синхронизатор низко расположен. Новыми они стоят около тридцати четырех сотен.
Брюс открыл и закрыл дверь.
— Как будто сейф закрываешь, — сказал он. Дверца была пригнана идеально.
Когда Мильт снова запер машину, они прошли в офис.
— Я думал, что если заимею такую машину, — говорил Мильт, — то вся езда, которой мне приходится заниматься, будет сплошным удовольствием. Но особой разницы нет. Так, незначительная. В чем я по-настоящему нуждаюсь, так это в другой работе.
— Так ты хочешь работать здесь? — сказала Сьюзан, невольно подслушав последнюю фразу.
— Это единственная работа, которая еще хуже моей, — отрезал Мильт. — Розничная торговля гаже всех остальных унизительных занятий в мире.
Она обратила на него тусклый, серьезный взгляд.
— Ты так считаешь? Жаль, что я этого не знала. И что же, по-твоему, такая работа делает с человеком, развращает?
— Нет, — сказал он. — Она просто разъедает самоуважение. Начинаешь смотреть на себя сверху вниз.
