Делия поднимает бокал, до конца наполненный тем сладким дижестивом, и уже вправду выпивает вино. Тяжелыми глотками, как какое-нибудь лекарство.
— Почем я знаю, как надо жить. Тебе что, кажется, я имею об этом хоть малейшее представление?
— Ты всегда знала все.
— Я встаю с утра и одеваюсь, потом одеваю детей. Вот так и живу.
Гаэтано смотрит на нее, смотрит на ее ладонь.
— Ты мастурбируешь?
Что он такое говорит, дурак? Она еле сдерживается, чтобы не заплакать. Знает, что сделает это позже, в одиночку.
— Ты уже достаточно выпил, попроси счет и уходим.
Но у Гаэ нет теперь желания уходить.
— А я часто мастурбирую.
Делия спряталась, уткнувшись в свои руки. Смотрит на свечу, на ее пламя, в котором утопает. Усталость и тошнота берут верх.
Гаэтано улыбается:
— А потом плачу. Кончаю и плачу.
— Да уж, грустная картина.
Гаэтано хотелось бы взять ее за руку.
— Но мне не грустно, должен тебе признаться. У меня все хорошо.
— Тем лучше для тебя.
— Я не собираюсь больше страдать. Однажды утром я проснулся и сказал себе: все, хватит.
Старики едят десерт, один на двоих, она кормит его. Вкладывает маленькую ложечку в рот мужа, потом отделяет небольшой кусочек для себя, облизывает ту ложечку.
Должно быть, это традиция, ритуал, который они с удовольствием воспроизводят. Он послушно открывает рот, принимает ложечку губами, словно совершая обряд причащения. Делия предполагает, что между этими двумя людьми до сих пор существует чувственное притяжение. У женщины высокая грудь, как у бывшей танцовщицы. Она не стесняется обнажить для него свои руки с обвислой кожей. Хрупкая и живая любовь, покорно постаревшая вслед за телом.
Скорей всего, у них юбилей, дань памяти. Делия подвигала рукой в пустоте перед собой.
Смотрит на Гаэтано, на вытертую рубашку, мокрую возле молодой, но такой несчастной шеи того, кому трудно дышать, кто задыхается, но вместе с тем хочет еще многое сделать. Смутные желания, спутанные с разочарованием, все так плохо перемешанное.
Они не сумели поделиться. Они по неопытности пожадничали. И никто не протянул им руку помощи.
Ее подруга Бенедетта посоветовала ей не сдаваться, верить в дар любви, в детей. Она встретила ее у цветочного ларька, который держит египтянин. Бенедетта начала катехуменат: подготовку к сознательному крещению вместе со своим мужем. Они встречаются с другими парами в церкви их района, общаются, организовывают сбор пожертвований для малоимущих и для миссионеров. Обмениваются колясками, поношенной одеждой и обувью. У всех много детей разного возраста, но все на одно лицо, как матрешки, вкладывающиеся одна в другую. Они не следят за своим внешним видом, поют, обратив лица к небу. Но в земной жизни не сильно отличаются от остальных. Обсуждают финансы, принимают антидепрессанты.
