Делия притянула его к себе. Открыла ему объятия и возможность существования глубоких человеческих отношений. И он сходил с ума от сострадания и любви к ее розоватым зубам. Официантка поставила на стол корзинку с хлебом.
— Хочется уехать куда-нибудь.
Никто не может отнять у нее права отправиться в путешествие. Судя по всему, она действительно устала. Они оба устали.
— Я бы с удовольствием поехала в Калькутту.
Она давно мечтает поехать в Калькутту. Город Рабиндраната Тагора, ее любимого писателя. «Боль преходяща, тогда как забвение вечно…» Сколько раз она доставала его этим Рабиндранатом!
— Боюсь, ты выбрала не самое подходящее время года…
— Ну тогда залягу в гостиничном номере с дизентерией…
Они едва заметно улыбаются.
— Да уж, блестящей идеей это не назовешь…
— Мне надо побыть одной, без детей. Хотя уехать так далеко я действительно не могу…
Боится оставить их.
И часто оставляет, пока они ползают на полу, как кролики, играя обычными вещами — штопором, гудящим перевернутым телефоном. Она смотрит на них с любовью, но как-то безжизненно. Отрешенно. Планета, в которой они отражаются, где любовь не требует и не приносит страданий. И дети — прекрасные сущности, без естественных земных нужд. Не хотят есть, не просятся на горшок. Школа недавно закончилась. Начались каникулы, бездна свободного времени, целых три месяца.
— Ты бы поехала туда, где можно развлечься.
— Какой резон ехать в сторону, противоположную своему душевному состоянию?
Гаэ делает глоток вина. Он знает ее, ей надо встряхнуться. Пустота благополучия надоедает ей, гасит ее.
Он прожил с ней почти десять лет. И она потратила их, критикуя других за то, что те сначала транжирят деньги, потом снова бегут их зарабатывать и выбиваются из сил лишь затем, чтобы испытать пустяковые чувства, невнятную грусть, беспричинную подавленность.
— Знаешь, в чем проблема? В том, что ни у кого уже не хватает смелости заняться самыми простыми вещами, сосредоточиться на собственной жизни. То, что люди всегда делали, борясь и рискуя, нам кажется мартышкиным трудом.
Гаэтано кивает. Он отыскал в меню шницель «летний»: жирный, плотный, с кусочками помидоров сверху, которые и оправдывают название блюда. Он ищет глазами официантку, ее задницу в драных джинсах.
— Мы не считаем нужным копаться в себе.
Обличив человечество, Делия чувствует себя лучше. Умнее среднего человека.
Она снова подносит бокал к губам.
— Мы в депрессии. В совершенно идиотской депрессии.
