— Если дедушка у нас Гуманоид, то бабушка кто? Гуманоидиха? — беспечно болтая под столом ногами, не без ехидства спросила Люська.
— А ну-ка помолчи у меня! Ишь она! — шлепнула рукой по столу мама. — И не вздумай это дедушке сказать. Поняла?
— А я уже говорила!
— Ты что? — У мамы даже чай пролился на скатерть.
— А он «нисколечки» и не обиделся! — быстро заверила находчивая Люська. Она такая! За словом в карман не полет.
— А ты откуда знаешь?
— Оттуда! Дедуля сказал, пусть, говорит, твой папа хоть горшком меня называет, лишь бы в печь не ставил! — и пытливо выглянула на отца.
Тот молчал. Только сопел громче обычного. Люське всегда все с рук сходит, хоть и треплет, что к носу ближе. Отец в ней души не чает. Боковым зрением Митька видел насупленный профиль отца. Так и знал. На Люськины слова и ухом не повел. Только и ждет зацепку, чтобы на него, Митьку, наброситься. Хоть бы он в отпуск уехал, что ли. В Болгарию, вроде, собирался. Значит, они с мамой будут гостить в деревне одни. И от одной этой мысли у Митьки по лицу расплылась предательская улыбка.
— Зря лыбишься! — угрожающе развернул к нему свой орлиный профиль отец. — Думаешь, не знаю? Спишь и видишь свою деревню! Черта с два! Сказал же! Со мной поедешь, за границу. Я тебя там вышколю!
У ошеломленного Митьки волосы взмокли на затылке. Отец что, тоже научился мысли читать? Неужели он серьезно? Метнул тревожный взгляд на маму. Но та с видом египетской мумии молча убирала со стола грязную посуду. Угроза отца, покружив по гостиной шаровой молнией, унеслась вслед за ним в спальню. В комнате безжалостно убивали время большие настенные часы.
Нужна Митьке эта заграница! Эх, дед! Ведь ждет! Как пить дать! И каждый день на большак к автобусу ходить будет. А вдруг! Бывало уж так. Как-то отец вести в деревню Митьку на выходные отказался. А он взял и уехал на рейсовом автобусе. Благо деньги в копилке были. Глядь — на остановке дед встречает. «Дед! Тебе кто сообщил?!» — «Сон увидел. Тут уж и к попу не ходи». А сам улыбается.
Улыбался дед всегда, даже когда разговаривал с папой. От улыбки на щеках у него были две глубокие морщинки. Ходил дед с тросточкой. Беспокоили суставы. Всю жизнь отработал он лесничим. В городе появлялся редко. Пока работал, приезжал с отчетами, а как на пенсию вышел — дорогу в город совсем забыл. Держали с бабулей пчел, корову, поросенка, кур. За домом — огород, за огородом сад. И яблок, и ягод полно. Перед домом — палисадник с ядреными георгинами, которые кокетливо склоняли свои красивые головки к калитке. Веранда вся обвита хмелем. Солнышко, пробиваясь сквозь густые листья, раскидывало на полу веранды замысловатые узоры, которые менялись, как в калейдоскопе — только в замедленном ритме.
