— Что ж, давайте пригласим этого парня! — Он позвонил секретарше. — Лилиан, попросите мистера Траска войти. Что ж, это лучшие новости, которые я услышал за сегодняшний день.
Клей вошел, пожал Брайану руку, попросил почтенного пожилого адвоката называть его по имени и уселся рядом с Шелби. Его лицо с правильными чертами снова выглядело непроницаемым. У Клея был вид человека, добившегося осуществления своих планов.
— Итак, Клей, — начал Брайан, — мисс Лэнгстафф сказала мне, что вы намерены купить ее дом. Это правда?
Клей кивнул.
— Да, я предложил за него сто тысяч долларов.
Брайан довольно улыбнулся.
— Миссис Лэнгстафф… — Звонок селектора прервал Брайана. Несколько секунд он внимательно слушал собеседника, затем нахмурился, повесил трубку и сказал: — Прошу меня извинить, я покину вас на несколько минут. — Он встал и направился к двери. — Еще раз прошу меня извинить. Я постараюсь недолго.
Как только за Брайаном закрылась дверь кабинета, Шелби вдруг вспомнила слова, произнесенные Клеем в приемной, которые показались ей весьма странными. Сейчас Шелби представилась возможность уточнить их смысл.
— Ты сказал, Клей, что ожидал увидеть меня такой, какой я была в школе? Что ты имел в виду? Разве моя внешность сильно изменилась? По-моему, я выгляжу точно так же. Не выросла ни на дюйм.
Клей улыбнулся этому намеку на рост Шелби. В Кентукки, где идеалом женщины были изящные чопорные барышни с оленьими глазами, Шелби всегда выделялась на общем фоне. Она достигла своего теперешнего роста, пяти футов девяти дюймов, в возрасте тринадцати лет, и это всегда придавало ей уверенность в себе. Лицо Шелби тоже было нетипичным — тонким, с высокими скулами, полными губами и орлиным носом. Но за последние двенадцать лет ни одна из этих черт нисколько не изменилась. Так что же имел в виду Клей Траск?
— Нет, ты действительно не стала выше, — сказал он. — И волосы такие же рыжие, но все же выглядишь ты совсем иначе. В школе ты казалась… — Он запнулся, словно воспоминания о школьных днях были ему неприятны. — Впрочем, это было давно. В школьные годы все мы выглядим совсем не так, как став взрослыми.
Шелби так и не поняла, кого он имеет в виду, себя или ее. В школе Шелби всегда держалась в сторонке, никогда не примыкала ни к одной компании. В то время она объясняла это тем, что не хочет никому подчиняться, но сейчас, спустя двенадцать лет, начинала понимать: это было не единственной причиной. Подсознательно она боялась, что одноклассники могут не принять ее дружбы. «Я всегда была одиночкой, — думала Шелби со смешанным чувством гордости и боли. — А сейчас разговариваю с человеком, незнакомым с подобными проблемами».
