- Смпрных не будут пороть. Триста лет цари Романовы сидели, а тут на тебе: нашлись умники, спихнули.
Да слыхано ли это? Если царей и бога перестали бояться, то никакая власть не удержит человека от пакости. Разврат и смута затопчут, зальют грязью... Скажи Ваньке, чтоб шел на работу. Пусть упадет в ноги Шахобалову, повинной головы меч не сечет.
- А он не виноват. Зачем же ему падать в ноги-то?
- Тогда нечего прятаться. Никого не съели еще, хотя бы и казаки-то. Отобралп скотину, и все. А ты не цапай чужое. Я бы тоже не похвалил того, кто увел бы у меня последнюю лошадь. Человек наживал, а тут явились дошлые и увели.
- Чужими руками наживал, - возразила мать, крестясь на восток.
- За это пусть богу отвечает, а мы сами грешные.
Если люди начнут судить друг друга, все злодеями окажутся. Тюрем не хватит. Играют, как ребята маленькие, прячутся, глаза бы не глядели.
- Бон телега! - закричал Тгшка и начал прыгать. - Это тятя с базара едет.
G горы по дороге ехал шагом старик на телеге. Дедушка и мать всматривались в него. В телеге что-то лежало, прикрытое пологом.
- Сторонний чей-то, - сказала мать, берясь за грабли.
Поравнявшись с гумном, старик остановил лошадь и помахал кнутом, зовя к себе.
- Сходи, Анисья, чего ему надо, - недовольный отозвался дедушка, заводя Старшину на ток.
Мать пошла, повязывая платком голову. Я бросился за ней, а Тима за мной. Когда мы подошли к телеге, старик откинул полог, и я увидел что-то страшное, кровавосинее. Кроваво-синие были две голые, исполосованные, в запекшихся ранах спины.
- Эти люди из вашей деревни, - сказал старик. - Посмотрите, не узнаете ли, может, и ваш есть.
Я влез на колесо, смотрел на людей, но, кроме кроваво-синего отвратительного мяса, ничего не видел.
- Эй, баба, смотри: чьи это? Куда их везти? Сказали:
вашей деревни.
Мама зажмурилась, и ее руки ощупали голову одного, потом другого.
- Не наши, - тихо сказала она и открыла глаза. Потом повернула лицом кверху одного, и я увидел распухшее, с белесыми усами лицо матроса Терехова.
- Господи, что же с ними сделали? Умрет он, - сказала мама.
- Пить бы мне, - чуть внятно сказал матрос.
Я стрелой слетал за чайником и сказал дедушке о том, что видел. Мать напоила одного, потом разжала рот и влила айрян другому.
- Это ты, Анисья? - спросил матрос. - Видишь, как разделали. Твой-то жив?
- Я не знаю, где наш. Там его нету?
- Ищут Ивана. Берегите.
- А в нашей Нестеровке отпороли сто человек.
