На своем пути я остановился у озерца, чтобы утолить жажду — и в ледяной воде я увидел свое отражение…
Я увидел существо, заросшее волосами, покрытое шерстью и щетиной, словно дикий кабан — худое, как сухая ветка — серое, как барсук — сморщенное, как пустой мешок — голое, как рыба — жалкое, как голодная ворона в зимнюю пору — а на ногах моих и руках были длинные ногти, так что нельзя было во мне признать ни человека, ни зверя, ибо не было подобного мне ни на земле, ни на небе. Я сел на берегу озера и рыдал горько, оплакивая свое одиночество, и старость, и звериный облик; и не оставалось мне ничего, кроме стенаний между землею и небом, и лесные звери, что охотились за мною, смотрели на меня из густой листвы и из-за стволов деревьев.
И тогда поднялась буря — и когда я вновь взглянул на море со своего утеса, корабли кружились, увлекаемые гигантской воронкой. Порой их бросало к небу, и они поднимались на гребне волн и кружились неистово, словно сухие листья, гонимые ветром, и через мгновение они падали с высоты в иссиня-черную пучину, в стонущий водоворот, разверзшийся меж десяти волн. Порой волна с воем билась в днище корабля, кидая его в воздух, и с каждым громоподобным ударом подгоняла его все выше, выше — и потом вдруг снова, преследуя судно словно волк на охоте, удар за ударом направляла его в разверстую пасть белопенного чрева; и черная пустота поглощала души людей, измученных страхом. Волна бросалась на судно и опрокидывала его, словно само небо падало вместе с нею, и корабль погружался все глубже и глубже, покуда не опускался на самое дно, зарывшись днищем в морской песок.
Наступила ночь, и с ее приходом тысячекратная тьма пала на землю; даже ночные звери с огромными круглыми зрачками не могли видеть в этом глухом мраке. Ни одна живая душа не смела ни двигаться, ни стоять — ибо великий вихрь мерил шагами землю, щелкая своим гигантским кнутом, каждый удар которого был громом и молнией; и в песне его был слышен пронзительный вопль, от которого весь мир содрогался, — и гуденье и звон, которые ухо не могло слышать; с протяжным воем он реял над миром, преследуя всякую жизнь, что оставалась еще в нем.
И порой за стоном и воплем чернеющего моря я слышал звук — далекий, словно за несчетные мили от того места — но отчетливый, будто тайные слова, что шепчут на ухо, — я слышал, как тонущий человек звал своего бога, борясь с волнами, и как новым ударом они заставляли его замолчать; как женщина посиневшими губами звала своего мужа, и длинные волосы опутывали ее, и она кружилась в водовороте…
