— Клянусь вам, что у меня был настоящий балют, а не имитация, — дядюшка Айнтопф отхлебнул пива и вытер губы салфеткой. — Если хотите, можете исследовать порцию того паренька, а потом я её съем... Вы тоже считаете, что я не в себе?
— Психиатрия сумела бы объяснить изменения в твоём поведении, но не в твоей внешности, Айнтопф, — вздохнул полковник, — да и любая другая наука, как мне кажется, тоже.
— Итак, по-вашему, я не фигляр и не умалишенный... Значит, вы, в отличие от доктора Шварца, верите мне, герр Краузе?
— Я был готов поверить в диету на основе этого твоего балюта, потому что, если честно, не вижу принципиальной разницы между яичницей из утиных зародышей и кашей из проросших пшеничных зёрен, которую я вот уже лет десять пихаю в себя на завтрак по совету всё того же доктора. Но верю ли я, что питание гнилым мясом способно вернуть молодость и продлить жизнь? Разумеется, нет.
— Но мне же вернуло, — хмыкнул дядюшка Айнтопф.
— Да? — Полковник наконец-то вновь посмотрел на него. — Сдаётся мне, что историю с гнилоядением ты выдумал исключительно для того, чтобы тебя сочли за чокнутого и впредь не тревожили расспросами, а твоя тайна, которую ты не хочешь раскрывать, заключается в чём-то ином!
Дядюшка Айнтопф обиделся.
— Среди нас двоих совершенно точно есть один чокнутый, но это совершенно точно не я! — сказал он, вставая. — Подождите немного, старый вы параноик, и я докажу вам, что говорю правду!
Он ушёл на кухню и минут через десять вернулся, поставив на столик поднос с двумя чашками и парой одноразовых палочек для еды. В первой чашке был известный полковнику имбирный соус, во второй — крупные грязно-серые стружки мылообразного вещества.
— Это строганина из мороженого игунака, — дядюшка Айнтопф указал на стружки и с неподдельным наслаждением втянул носом воздух. — На кухне весьма тепло, так что пока я доставал палочки, он успел подтаять и вновь начал пахнуть... Чувствуете? Так пахнет здоровье и долголетие!
Отвратительный душок разлагающейся плоти бывший полицейский не перепутал бы ни с чем. Желудок его заныл и сжался, но позыв к тошноте легко удалось подавить. Герр Краузе удовлетворённо отметил, что ещё не утратил профессиональных навыков: по долгу службы ему не раз приходилось посещать как эксгумацию, так и анатомирование результатов её, и мысль, что он может заблевать важные улики, всегда действовала как отличное противорвотное; и хоть сейчас никаких улик не предполагалось, ответственность, разбуженная трупным смрадом, всё равно победила отвращение.
