— Ложись, — односложно скомандовал он, кивнув на нечто напоминающее кровать, и двинулся обратно на улицу. Когда он вернулся, она так и стояла, прижимая руками грудь. — Ты что, недомогаешь? — Спросил он как-то по-домашнему, и это легкое словесное прикосновение неожиданно преобразило ее…
— Нет… то есть, да… понимаете… — смешалась она.
— Чай пить будем, — вывел он ее из затруднения, — и она увидела, как в руках его блеснул бок медного чайника. — Ты из каких будешь? — мирно поинтересовался он.
— Что? — не поняла она.
— Каких кровей?
— А! — Сообразила она и съежилась. — Еврейка.
— Плохо! — вздохнул он и, не дожидаясь возражений, продолжил, — всем плохо…
— Всем?… а вы местный?
— Теперь все — местный! Куда поместили там и местный.
— А вы раньше, где жили? — Непозволительно разговорилась она, сама удивляясь такой перемене.
— Далеко жили. Хорошо жили. Семья была… ты что там хранишь? — неожиданно прервал он себя.
— Где? — не поняла она.
— Где-где… вынимай… раздевайся!..
— «Все!» — Вдруг оборвалось у нее внутри… — «А я не знала, „как“»?
— А! — догадался он… — Не бойся! Тебя как зовут?
— Фира… — машинально ответила она… и ей стало неудобно, что он хлопочет, выкладывает на стол из чемоданчика, который принес из машины, еду, какой она не видела много недель: сахар, железную баночку чая, хлеб и белый, завернутый в тряпицу, влажный сыр… она расстегнула телогрейку, вынула и положила на край стола свой сверток. Он внимательно посмотрел, что она делает, на мгновение остановив свои движения, и снова продолжил хлопоты.
— Садись! — пригласил он и сам опустился на табуретку.
Они молча долго пили чай, и он, видя, как она стесняется и как голодна, сам накладывал ей соленый козий сыр на толстые куски хлеба и огромным ножом, вытянутым из-за пояса, откалывал кусочки рафинада от синеватой глыбы, лежащей на ладони. Потом, когда она уже совершенно расплылась от тепла, от покоя, исходящего от попутчика, и думала только о том, как бы не заснуть тут же и не упасть с табуретки, он вдруг спросил неожиданно:
— А ты куда едешь? — И она не знала, что ответить: куда она едет, зачем, что хочет найти… — он опять словно прочитал ее мысли.
— Плохо. Совсем плохо. — тогда она больше всего испугалась, что он сейчас замолчит, а она почувствовала, что наступил момент, который очень важен для нее, может, самый важный за все последнее время, и что именно сейчас она должна ответить на эти вопросы, потому что больше не может жить, если на них нет ответа…
