— Никому. Но сейчас в глазах неверных вы не безобидный цирк, а филиал ЦРУ и, следовательно, созрели для внедрения. Не позволяйте вашей слепой преданности цирку ослепить ваш разум. Давайте еще раз прослушаем запись. Только на этот раз слушайте ее как запись чужого, а не своего голоса. Возможно, вы узнаете голос одного из работников цирка. Чтобы сузить поле поиска, вспомните, что многие из ваших людей говорят с сильным иностранным акцентом, а на пленке звучит голос англосакса, скорее даже американца, хотя я в этом не уверен.
Они прослушали кассету еще четыре раза. По окончании последнего прослушивания Ринфилд покачал головой:
— Бесполезно. Голос слишком сильно искажен.
— Спасибо, сержант, вы можете идти, — отпустил полицейского адмирал.
Сержант положил магнитофон в футляр и ушел. Какое-то время адмирал молча мерил шагами комнату — три шага в одну сторону, три в другую. Потом он покачал головой, словно смиряясь с неизбежным:
— Что за чарующая мысль: тесная связь между моими людьми и вашими!
— Вы чертовски уверены.
— Я чертовски уверен вот в чем: любой из моих людей скорее предпочел бы остаться без пенсии, чем войти в клетку с тигром.
Ринфилд неохотно согласился с ним:
— Полагаю, теперь моя очередь признать, что мне это не пришло в голову.
— Ну, да это не важно. Сейчас нужно решить, что нам делать. Ручаюсь своей карьерой, вы находитесь под вражеским наблюдением. — Адмирал помрачнел. — Если моя карьера еще будет чего-то стоить к тому времени, когда все это кончится, — добавил он, помолчав.
— Мне казалось, что мы уже все решили. — Голос Ринфилда вновь прозвучал довольно резко. — Вы же слышали, что я сказал там, в цирке. И вы слышали, что сказал Бруно. Мы едем.
Адмирал задумчиво посмотрел на собеседника.
— Со вчерашнего вечера ваше отношение заметно изменилось. Точнее, ваша решимость заметно окрепла.
— Не думаю, что вы меня верно поняли, сэр, — терпеливо пояснил Ринфилд. — Цирк — это моя жизнь, это все для меня. Если кто-то задевает цирк — он задевает лично меня. И наоборот. Несмотря на затруднительное положение, мы имеем одну крупную карту.
— Я что-то упустил?
— Бруно по-прежнему вне подозрений.
— Я это знаю. Именно потому, что я хочу, чтобы он оставался чист, я и прошу вас принять на работу в цирк одну нашу сотрудницу. Ее зовут Мария Хопкинс, и хотя сам я ее не очень хорошо знаю, но доктор Харпер заверил меня, что она очень толковый агент и что ее верность не вызывает никаких сомнений. Ей предстоит влюбиться в Бруно, а ему — в нее. Нет ничего более естественного. — Адмирал печально улыбнулся. — Был бы я на двадцать лет моложе, я бы сказал, что нет ничего проще. Девушка действительно очень привлекательна. Таким образом, Мария сможет связываться с Бруно, с вами и с доктором Харпером, а до вашего отъезда и со мной, не вызывая ни у кого подозрений. Она могла бы работать у вас наездницей, а? Эта была идея Фосетта.
