– …Верочке лучше бы переехать к нам. Что ей сидеть одной?! – сказала Анна Андреевна.
Андрей бросил на мать вопросительный взгляд. Анна Андреевна повторила:
– Правда же, скучно ей…
– Скучно! – Андрей по-отцовски поднял брови. Его глаза сузились, и их холодный блеск – тоже "отцовский" – стал еще холодней. – Скучно?! А не в том ли все, что она сидит без дела? Пусть вернется на работу. Когда-то ведь бредила геологией.
Анна Андреевна покачала головой:
– Ах, Андрюша, Андрюша! По-моему, ты делаешь вид, будто не понимаешь, что с нею происходит. Поставь на минуту себя на ее место. Быть женой летчика, да еще такого, как ты…
– Что значит "такого, как я"? Ничего особенного: летчик, как все.
– А если даже "как все", – сокрушенно выговорила Анна Андреевна. – Мог бы ты сидеть где-нибудь в сибирской тайге, в экспедиции, будь Верочка летчиком, таким, как ты сейчас, а ты геологом? Мог бы ты уехать от нее?
Мать права – не уехал бы ни на день. И все-таки Андрей упрямо сказал:
– Может найти работу и здесь… Просто распустилась. Знаешь, чем кончится ее переезд к тебе? Станешь с нею цацкаться: кофе в постели, валянье до десяти, ни шагу пешком – в магазин, на дачу, к Милочке, к Вандочке… На австрийскую выставку, на вернисаж… Лучше не надо, мама. Если бы ты знала, с каким трудом я ее отучаю…
– И выходит? – Анна Андреевна покачала головой.
– Признайся, мама: чего недоговариваешь?
На этот раз Анна Андреевна отвела взгляд от глаз Андрея и снова медленно и грустно покачала головой.
– Все-таки было бы лучше, – повторила она.
И тут Андрей понял, чего недоговаривает мать. Когда-то, давно, она, бывало, осторожно заговаривала о внуках: ему с Верой пора иметь детей, все будет иначе.
Анна Андреевна, поцеловав сына, подтолкнула его к отцовскому кабинету.
Генерал Черных не любил показывать, что годы берут свое. Даже сыну. Когда Андрей вошел, отец быстро поднялся с дивана. Сухие мускулистые ноги ниже колен были туго обтянуты бриджами. С быстротой, присущей охотникам и разведчикам, генерал умел переходить от сна к бодрствованию – сразу, без зевоты и потягивания. Лишь помятая рубаха да брошенные на ковер сапоги выдавали то, что он только что спал.
Разговор завязался сразу:
– Ты заметил, что мать?..
– Ее беспокойство?
– Последние дни только и разговору, что о тебе: пора и утихомириться.
– Не понимаю…
– Что ж тут не понимать, – генерал насупился, – ей хочется, чтобы ты оставался на твердой земле, а не витал где-то там, – он повертел пальцами.
