Хайнц молча извлёк Corpus delicti изо рта и спрятал трубку за спиной — он был безмерно озадачен. Такого эффекта его табак ещё не производил. Но меня поведение чужака ужасно испугало; я уже была готова сорваться с места и убежать куда-нибудь, как вдруг камень с глухим грохотом выкатился из своего гнезда. Это сразу же пригвоздило меня к месту. Вначале я ничего не видела, поскольку возле проёма сгрудились господа; но мне вдруг расхотелось туда глядеть. В моих висках стучала кровь, и я невольно отвела глаза, боясь, что сейчас появится что-то огромное и страшное.
— Чёрт возьми, что это? — вскричал Хайнц с непередаваемым изумлением в голосе.
Я посмотрела туда — и в этот момент для меня как будто поблекли все краски на земле, померкли все огни, голубокрылые бабочки разом сложили свои крылышки и исчезли — и вы, сверкающие в поднебесье копья, где вы? Лишь заходящее солнце рдеет на горизонте… В кургане лежал не старый король с длинной белой бородой, укрытый пурпурным плащом — нет, там зияла пустая тёмная дыра.
Господа, казалось, были вполне удовлетворены увиденным. Один из них, в очках и с висящей за плечами жестянкой, забрался в образовавшийся проём. За ним тотчас же последовал молодой господин. Третий же, высокий, стройный мужчина, изучал поверхность извлечённого из земли камня. Его лица я не видела, поскольку он стоял ко мне спиной, но мне он показался стариком: у него были замедленные движения, а из-под коричневой шляпы виднелась короткая прядь волос — она была решительно седой.
— Камень обработан, — сказал он, легко проведя ладонью по поверхности глыбы.
— Другие опоры тоже! — откликнулся голос из холма. — И какой огромный свод здесь прямо над нами! Великолепный образец эрратического валуна![1]
Молодой господин выглянул из проёма. Видимо, ему пришлось низко нагнуться, и с его головы слетела шляпа.
До сих пор я видела мало мужчин — кроме Хайнца и старого священника из ближайшей деревни, находящейся от нас в двух часах езды, да ещё нескольких живущих там молчаливых крестьян я почти никого и не встречала. Мне, конечно, иногда попадался какой-нибудь юный замызганный вязальщик веников; но в общем у меня не было возможности получить хоть какое-нибудь представление о мужской красоте. Но у нас в Диркхофе висел портрет Карла Великого; и именно этот портрет пришёл мне на ум, когда в проёме холма показался широкий открытый лоб; он выглядел ровным, безупречно-белым щитом на фоне пышной массы каштановых волос, отброшенных за плечи энергичным движением головы.
