— В деревне на пустоши, господин фон Висмар! — вскричала фройляйн фон Вильденшпринг с невинной улыбкой.
Камергер изумился; но один взгляд на лицо улыбавшейся мне принцессы вернул ему душевное равновесие.
— Ах, вот откуда драгоценная майская свежесть в этом голосе… Воздух природы, да, воздух природы!.. Ваша светлость, это было бы прекрасным приобретением для наших дворцовых концертов!.. Такой чистый, такой нетронутый…
— Что за странная идея, господин фон Висмар? — перебила его придворная дама. — Фройляйн фон Зассен не может соперничать с нашей превосходной примадонной дворцового театра — мне было бы её очень жаль!
— Проследите, пожалуйста, за чаем, Констанция: я боюсь, он будет горчить, — сказала принцесса. — Кстати, вы можете успокоиться, я, разумеется, не приму этого предложения; редких гостей бережёшь и лелеешь как зеницу ока, и освежающий воздух природы, который вдруг проник в наши душные пенаты из далёкой «деревни на пустоши», я хочу приберечь исключительно для себя.
Фройляйн фон Вильденшпринг молчала. Она так резко наклонила чайник, что первый негодный слив, который она стремительно направила в полоскательницу, оставил на белой дамастовой скатерти коричневые пятна.
— И вы сейчас живёте с папой в доме Клаудиусов? — торопливо спросил меня камергер, поймав строгий взгляд принцессы на неловкую придворную даму — видимо, господин фон Висмар был при дворе своего рода громоотводом.
— Мы живём в «Усладе Каролины», — ответила я.
— Ах, в покоях бедного Лотара! — вскричал он с сожалением в голосе, повернувшись к принцессе.
— Ничего подобного! — заверила я его. — Не там! Они же запечатаны!
Я увидела, что лицо принцессы до самых корней волос залилось румянцем. Она взяла обеими руками стебель распустившейся гортензии, стоявшей рядом с ней на столике, и склонила к нему лицо, вдыхая аромат цветов.
— До сих пор запечатаны? По какой причине? — после мгновенной паузы спросила она камергера. — Разве его брат — не единственный наследник?
Господин фон Висмар пожал плечами. Он заверил, что не знает подробностей; всё это давно забытая история, и имя Клаудиус не звучало при дворе с тех самых пор, как господин фон Зассен открыл собрание античностей в старом торговом доме.
— Печати должны оставаться на дверях до скончания времён, — сказала я робко — я очень хорошо помнила о своей вылазке, и мне было стыдно; но мне не хотелось оставлять вопрос принцессы без ответа. — Такова была воля покойного; поэтому господин Клаудиус не потерпит, если к печатям кто-нибудь притронется, ведь он такой строгий, ужасно строгий!
