— Вы уже видели себя в зеркале? — спросила Шарлотта.
— Ах нет — у меня не было времени; да оно совершенно и не нужно. Я же вижу платье и туфельки; зачем мне зеркало?
— Да, но вам нужно на себя посмотреть! — хихикнула она и указала на высокое, до потолка зеркало, занимающее всё пространство между двумя окнами.
Я доверчиво подбежала к зеркалу и поглядела в него — и тут же вскрикнула от ужаса, спрятав лицо в ладони. О Боже, я совсем не подумала об обществе в главном доме — и теперь оказалась прямо среди него! За мною, точно напротив зеркала, была дверь на деловую часть дома, которую я до сих пор видела исключительно закрытой, — обе её створки были распахнуты, а на пороге стоял Дагоберт, чьи смеющиеся глаза встретились с моими. Его шею подпирал алый воротничок, а на груди и плечах блестело золото — он был в форме. За ним выглядывали и другие улыбающиеся мужские лица, а на угловом диване, рядом с неким пожилым господином, сидел господин Клаудиус… Мне хватило одного взгляда, чтобы охватить всю эту картину.
Я задрожала, и на глазах у меня выступили слёзы стыда и досады. И тут пара мягких, холодных ладоней обхватила мои руки и отвела их от лица. Передо мной стоял господин Клаудиус.
— Вы испугались, фройляйн фон Зассен, — сказал он. — Это была неудачная шутка Шарлотты, за которую она попросит у вас прощения. — Он подвёл меня к одному из кресел и мягко усадил в него.
— Я думаю, ты можешь начинать свою речь, — обратился он к Шарлотте.
— Сейчас, дорогой дядя! — Она подлетела ко мне, опустилась на колени и схватила меня за руку. — Соблаговолите, ваша светлость, простить меня, бедную грешницу, — лукаво проговорила она. — Я прошу здесь прощения; но только у вас, принцесса — ото всех остальных я требую благодарности за то, что продлила им прекрасное зрелище!
Я засмеялась, хотя на моих ресницах ещё висели слёзы… Как она смогла под столькими взглядами упасть на колени — мне это казалось особенно восхитительным! Я бы не знала, куда деться от смущения… Она ласково провела обеими руками по моим волосам, затем поднялась и снова села за рояль.
Она играла бегло, но с большой силой; инструмент стонал под её руками, и мне казалось, что было бы лучше, если бы весь этот грохот и рёв звучал на пустоши — здесь он угрожающе отражался от стен. Но я была от всего сердца благодарна музыке; она отвлекла от меня внимание присутствующих, и я, неподвижно застыв в глубоком кресле, словно в тихой гавани, через некоторое время решилась открыть глаза.
