Штрихи к портрету офицера
Это прозвище капитан 3 ранга Валера Коломиец получил, когда служил в лиепайском подплаве командиром средней ПЛ проекта 613. Его от рождения крупное телосложение абсолютно не соответствовало размерам вверенного корабля. И был он в лодке, как слон в посудной лавке. Как он стал командиром, а главное, каким здоровьем ему это досталось, одному Богу известно.
В море он сильно мучался от качки, а в прочном корпусе откровенно страдал от дефицита обитаемого пространства. Даже свою каюту во втором отсеке он удлинил в районе койки, сделав ящик для ног, который почти метровым «аппендицитом» выдвигался в кают-компанию офицеров. Но эти «мелочи» совершенно не влияли на его безумное желание попасть в академию, стать комбригом и, наконец, адмиралом.
Он не курил. Пил в меру, был подчеркнуто серьезен, любил поучать весь честной народ от матросов до друзей командиров, и поэтому относились к нему и воспринимали, прямо скажем, по-разному. При случае старались подколоть, подшутить, тем более что к юмору он относился неважно. Ну а шутки в свой адрес и прозвище «Кроха» он вообще переносил с трудом, жутко обижаясь. Поэтому сослуживцы либо делали это за глаза, либо с наигранным видом случайности. Общество это очень веселило, а Кроха в бессильной ярости скрежетал зубами и шевелил желваками, что делало его крупное лицо практически лошадиным.
Он не был женат, любил симфоническую музыку и свою морскую форму одежды, особенно черную повседневную тужурку с белой рубашкой. По-обезьяньи волосатые руки, со здоровенными, с голову пионера, кулаками, на треть длины торчали из рукавов кителя, когда-то на редкость неудачно пошитого. Кремовых рубашек нужного размера ни на одном складе подобрать не могли, поэтому даже в летнюю жару он ходил в тужурке, необычайно ловко подбирая к ней… самые настоящие белые манишки. Где он их «откопал» — неизвестно, но летом и зимой ходил в черной тужурке на голое тело. Ведь манишка закрывала только грудь. Воротничок и манжеты — совершенно автономные детали этого наряда, пристегивались и отстегивались по мере надобности или загрязнения. По сути, для холостяцкой жизни это было удобно, но объяснять окружающим — неловко, а посему тщательно скрывалось.
Своеобразное пристрастие к симфонической музыке также вызывало недоумение, а порой и протесты окружающих. В береговой каюте на тумбочке у койки красовался проигрыватель, а рядом — на свободной «баночке» — стопка фирменных пластинок (штук 50!) В «адмиральский час» Кроха, лежа на своей койке, позволял себе «расслабиться». Нередко, вызвав дежурного по экипажу и наставительно отчитав его за беспорядок, заставлял слушать музыку вместе с ним. Это вынуждало матросов идти на любые ухищрения, лишь бы уклониться от «эстетической пытки». На стене над койкой висел известный портрет Мусоргского, изображающий его не в лучшие годы жизни, когда он изрядно пил, и на носу и лице композитора четко проступали последствия возлияний.
