— А те три, которые у тебя есть?
— Вот именно, те три читала, но ты же сама знаешь, что следующие были лучше, и Каська хотела прочесть и другие вещи Эвы Марш. Но вот посмотрела фильмы, и желание отпало, потом посмотрела на меня, а со мной что‑то приключилось, возможно приступ истерии или еще ч то, и я в ярости запустила в Марселя телевизионным пультом, а потом растоптала жутко мелкие запчасти многофункциональной газонокосилки.
— Почему именно газонокосилки? — удивилась я.
— Коробку с ее частями я приняла за телевизионную кассету, обе коробки были одинакового цвета. И теперь мы не можем воспользоваться этими функциями. Да не в этом дело. Каську заинтересовала моя реакция, и теперь она непременно желает прочесть Эву Марш. И я тоже. Может, я излагаю не очень логично, но стараюсь поскорее все рассказать и передаю в сокращенном виде.
Я отрицательно помотала головой — для меня все было логично — и ухватила пробегавшего мимо официанта.
— Еще по одной, — вежливо попросила я, указывая на пустые бокалы. — Нет, я все понимаю. Разыщу и пришлю тебе. Вот лишь не пойму, не подумай только, что я упрекаю тебя, но почему ты сама не приобрела их? Ведь ездишь же в Варшаву?
— Не езжу! — уже со злостью возразила Лялька.
Она угрюмо взирала на марсианина, с трудом загонявшего на тротуар у нашего бистро свою неимоверно декоративную «хонду». Никак у него не получалось. Я не знала, стоит ли задавать Ляльке следующий вопрос, но что‑то мне подсказывало — она его ждет.
— А почему?
— Потому что я подлая.
— Скажите пожалуйста! — опять удивилась я, на сей раз очень вежливо.
Со школьных лет Лялька ничуть не изменилась. Ну, повзрослела, с тех пор, как сдавала экзамены на аттестат зрелости, в темных волосах приятно поблескивали отдельные серебряные нити, на лице появилось немного морщинок, но и фигура и характер остались прежними, не претерпев никаких изменений. Подлой она не была никогда, вспыльчивая и нетерпеливая — этого у нее не отнять, но живая, активная, малость легкомысленная, иногда упрямая и требовательная до деспотичности, однако никак не подлая.
Я молча ждала, что она еще скажет.
— Я перестала ездить, потому что уже не могла выносить нытья моей матери, — раздраженно пояснила Лялька. — Теперь пусть ее нытье выслушивает обезьяна, с меня достаточно.
— Какая обезьяна?
— Моя сестра. Ведь все изливалось на меня — я аж во Францию сбежала, не помогло. Каждый приезд — отпуск, каникулы, праздники — словом, каждое пребывание у мамули в Варшаве — одно сплошное нытье, а главное, от нее не смей и на день отойти! Иногда нам удавалось в воскресенье или субботу выбраться к морю, в горы — тоже не смей, слишком далеко, до моря же всего двести двадцать, но один день — какой это отдых? А считалось — провожу отпуск в Варшаве.
