Стефан Заремба оказался совсем еще молодым парнем, лет двадцати, такому еще в оруженосцах служить и служить, как медному котелку. Вот только времена здесь иные — взрослыми и самостоятельными рано становятся. А потому золотые шпоры с поясом на юношах никого не удивляют.
Заремба поцеловал руку священника, тот что-то быстро прошептал ему на ухо, хлопнул по плечу, как бы подталкивая склонившего голову рыцаря к медленно приближающемуся командору.
Андрей хорошо рассмотрел прибывших крестоносцев. Восемь всадников имели землистые лица, чуть тронутые осенним загаром. Понятное дело — в тюрьме пана Сартского, в которую и сам Андрей чуть не угодил, не плюшками баловали.
Однако плащи были новые, оружие сверкало на солнце, хорошо начищенное. Рыцарь и еще пятеро воинов молодые, совсем юнцы безусые, двое постарше — широкоплечий оруженосец лет тридцати и коренастый сорокалетний мечник, чем-то смахивающий на гнома, с проседью в черной голове. Старый орденец, как машинально отметил Андрей, углядев, что Арни махнул приветственно тому рукой.
Десяток коней, два из которых были навьючены баулами и оружием, выглядели крепкими и свежими, не то что сами воины. Да оно и понятно — месяц вынужденного постоя за панский счет копытным, в отличие от их хозяев, пошел явно на пользу. Округлились лошадки, раздобрели, застоялись — не в темнице ведь баланду хлебали.
— Командор ордена Святого Креста брат Андреас! Единственный «хранитель» капитула! — громко возвестил священник, и словно волна прошлась по прибывшим орденцам — они дружно опустились на одно колено. Молодой рыцарь удивил Андрея — он не раскрыл объятия, как полагалось бы, а, подойдя вплотную, медленно встал на колено и, взяв руку командора, прикоснулся губами к ладони. Тот от удивления ее даже не отдернул.
— Моя жизнь принадлежит ордену и вам, ваша светлость! — звучным голосом произнес Заремба. — И счастьем будет тот день, когда вы прикажете мне ее отдать!
Рыцарь склонил голову, и следом за ним то же самое сделали и воины. Причем все — и прибывшие с Зарембой, и с самим Никитиным, и из «копья» отца Павла. Причем, к изумлению Андрея, священник тоже встал на колени и застыл. Прошло секунд пять, но крестоносцы так и стояли, чего-то ожидая от него. А он превратился в столб, не в силах понять, чего же от него хотят.
