— А нельзя мне тоже завести свой собственный счет?.. Как у тебя, только… Ну, совсем маленький… малюсенький… крошечный…
Но не успел он, как совсем уж было собирался, дать ей свое согласие, как она передумала:
— Нет, слишком много мороки ради каких-то перчаток и шляпок… — И уже готовая снова впасть в удручительную задумчивость, она вдруг опять встрепенулась, как будто ей в голову пришла еще более счастливая мысль. — А может, я лучше буду пользоваться твоим? — Она торжествующе всплеснула руками. — Так будет еще проще. И новый счет открывать не надо. У нас будет один — общий.
Он немного пригнулся и звонко шлепнул ее по бедру.
— О Господи! Всего-то! И тогда ты будешь счастлива? Ах ты моя милая малышка! Мы так и сделаем!
Она, завизжав, как пожарная сирена, метнулась к нему в объятия.
— Ах, Лу, я чувствую себя такой важной дамой! Правда, можно так сделать? И я даже смогу выписывать чеки, как ты?
Любить — значит отдавать и хотеть отдать как можно больше, без всяких вопросов. А если начинаешь задумываться, значит, любви уже нет.
— Да, свои собственные чеки, своей собственной рукой и получать по ним свои собственные деньги. Встретимся в банке в одиннадцать. Тебя это время устроит?
Она лишь прижалась щекой к его щеке.
— Найдешь, где это?
Она снова прижалась щекой к его лицу, с другой стороны.
Как и подобает женщине, она чуть-чуть опоздала к назначенному времени, пропустив его вперед. Но задержалась она лишь на долю минуты, появившись сразу же вслед за ним. Собственно говоря, так незамедлительно, как будто следовала за ним по пятам, и у него даже возникла мысль, что она поджидала его, стоя где-то поблизости, чтобы дать ему войти первым, а потом уже отправиться за ним самой.
Не успел он сделать и нескольких шагов, как подошла она.
— Луи, — обратилась она к нему, доверительно кладя ладонь на его запястье, чтобы отвести в сторону. — Когда ты ушел, я тут все думала. И я… я не знаю, может, тебе и не стоит этого делать? Ты можешь подумать, что я из тех требовательных жен, которые… Давай оставим все, как было…
Он потрепал ее по обхватившей его запястье руке.
— Ни слова больше, Джулия, — по-мужски требовательно приказал он. — Я хочу, чтобы у тебя был свой счет.
Теперь он был уверен, что это — его собственная мысль, и именно ему она пришла в голову.
Она, как и положено жене, подчинилась его воле, что и показала, покорно склонив голову. Взяв его под предложенную им руку, она грациозно поплыла рядом с ним через вестибюль в глубь банка, где их поджидал управляющий, с почтительной предупредительностью вышедший им навстречу и стоявший за низкими деревянными перилами со стойками в форме амфор, огораживавшими дверь, ведущую в его личный кабинет. Это был господин с округлым, как луна, лицом, форма которого подчеркивалась серебристой бахромой тщательно завитых усов, в то время как подбородок и щеки оставались чисто выбритыми. Золотая цепь, похожая на якорную, красовавшаяся на его жилете, была, вероятно, составлена из самых толстых в Новом Орлеане звеньев.
