Он даже протянул руку ей вслед и повторил в воздухе ее очертания, как будто хотел хоть ненадолго задержать.
— Мы расстаемся ненадолго, — тихо проронил он.
— Ненадолго, — эхом откликнулась она.
После этого она повернулась к нему спиной. Видение рассеялось. Теперь она была просто женщиной в вечернем туалете, поднимавшейся по лестнице.
Вслед за ней по ступенькам плыли волны изысканной ткани, из которой было сшито ее самого великолепного за последнее столетие покроя платье.
Свободной рукой она скользила по перилам.
— Смотри внимательней на обои, — сказал он ей вслед. — Тогда точно догадаешься.
Она вопросительно обернулась, недоуменно глядя на него.
— Как так?
— Я хотел сказать, что ты узнаешь нашу комнату по обоям.
— А-а, — послушно протянула она, но было видно, что она его не совсем поняла.
Поднявшись наверх, она прошла вдоль перил, огораживающих лестничную площадку, постепенно скрываясь из виду, пока, наконец, не исчезли ее плечи, а потом и голова. А вслед за ней пропал из его поля зрения желтый круг света, отбрасываемый на потолок ее лампой.
Сначала он обошел гостиную, а потом все остальные помещения на первом этаже, запирая на защелку те окна, которые еще не были заперты, и проверяя остальные, откидывая при этом занавеси и снова сдвигая их. Лучше не пускать ночной воздух в спящий дом, это всем известно. Затем, одну за другой, он погасил все гостеприимные лампы.
На кухне Сара оставила на блюде гроздь желтого винограда как еще один символ гостеприимства. Мысленно поблагодарив ее за внимательность, он отщипнул одну виноградинку и положил ее в рот, а потом потушил свет и здесь.
Дом погрузился в темноту, и Дюран медленно двинулся к лестнице. Эта темнота была ему уже знакома, несмотря на то, что он еще и получаса не пробыл в доме. Темнота родного дома всегда привычна и не пугает.
На верхнем этаже он в такой же темноте пробрался к двери их спальни, которую нашел по тугой ниточке света, натянутой через порог.
Он остановился и минуту стоял на месте.
Затем постучал, в шутку притворяясь, что хочет соблюсти все формальности.
Она, должно быть, по одному тембру стука уловила его настроение. И отозвалась на него игривой ноткой в голосе.
— Кто стучит? — с насмешливой серьезностью осведомилась она.
— Твой муж.
— Вот как? И что он говорит?
— «Можно войти?»
— Скажите ему, что можно.
— Кто это меня зовет?
Он едва расслышал ответ, но тихий голос проник в самое его сердце.
— Твоя жена.
Возвратившись домой из конторы — это было примерно неделю спустя, самое большое — десять дней, он, не обнаружив ее ни в одном помещении на первом этаже, поспешил подняться наверх, чтобы сообщить о своем прибытии. Он приглушал шаги, желая преподнести ей сюрприз, неожиданно подойти сзади, закрыть ей глаза, чтобы ей пришлось отгадывать, кто это. Хотя как она могла ошибиться, кто же еще это мог быть? Но возвращение домой все еще несло в себе неповторимую новизну и должно было происходить с подобным антуражем, который, хоть и повторялся ежедневно, всякий раз нес в себе восхитительное предвкушение их первой встречи.
