-
Понимаю — очередная наложница! — усмехнулся Филагр.
- Не думаю! — возразил ему евнух.
- Значит, за
нее обещан огромный выкуп?
- И это вряд ли,
хотя она действительно родственница знатных
римлян, которые, по ее словам, отказались выкупить ее у пиратов.
-
Так за что же ей такая честь?
- Откуда я могу знать? — неожиданно
взорвался Протасий. — Наш господин теперь души не чает во всех римлянах. Говорит, что скоро по дешевке скупит всех
сицилийских рабов и тогда без выкупа
отпустит ее на свободу. Все, что он делает с этим римским гостем, окружено тайной и неведомо даже мне, от кого раньше не было никаких секретов!
Теперь, дорогой Филагр, господину
нужны не развлечения, а хорошая выручка
от продажи зерна, фиг, вина и первосортного оливкового масла! А мне —
две трети того, что ты получишь в награду,
иначе не жди больше моей поддержки!
- Будет
Эвдему и зерно, и фиги, и масло, хотя мне придется ответить перед господином не за один десяток рабов, умерших на таком солнцепеке! — вздохнул Филагр.— А тебе —
пара горстей серебра...
-
Но главное — Домиция! — оживившись, напомнил евнух.— Именно так зовут эту
римлянку...
7. Снова один
Голоса медленно удалились и стихли.
Эвбулид опустил голову и снова отвернулся к стене. О чем же он думал? Ах, да — Гедита... Он зажмурился, улыбнулся, потом тихо произнес: "Геди-и-та!"
Тогда Фемистокл не обманул его и в тот же вечер подвел к дому в небогатом квартале Афин.
Жестом приказав Эвбулиду
молчать, он показал пальцем на тускло освещенное окно второго этажа.
Сколько часов простоял здесь Эвбулид, проклиная себя, под насмешливыми взглядами прохожих,
прежде чем услышал смех
Гедиты, разговаривавшей с матерью. Затем увидел ее в окне: удивленную,
испуганную и радостную, когда их взгляды встретились.
Несколько недель его молчаливого стояния под окнами оборвались как сон: возмужавших эфебов
разбросали по всем концам
Аттики, охранять ее священные рубежи.
Эвбулид попал служить в пограничную крепость Филу.
Жизнь в
крепости, несмотря на предчувствие близкой опасности,
текла вяло и полусонно. Единственными врагами под высокими стенами были наглые лисы, повадившиеся таскать неосторожных
гусей, выпущенных хозяйками на сочную зелень
пригородных лужаек...
Через год он возвратился в Афины.
Словно почувствовав его возвращение, Гедита стояла у окна и, не побоявшись выглянувшей
из-за ее плеча матери, приветливо помахала ему рукой. Осмелев, Эвбулид решительно постучал бронзовым молоточком в
дверь и уже через десять
минут возлежал на клине за уставленным скромным ужином столиком, беседуя с отцом Гедиты.
