И он не ошибся.
Вместо того чтобы за два дня добраться до ближайшего острова с невольничьим рынком,
перекупщик, то и дело меняя курс, еще - несколько суток лавировал в Эгейском море, откармливая дармовой рыбой, выгуливая на
палубе своих рабов и залечивая им раны.
Наконец увидев, что большинство из них окрепли, пополнели, а лица некоторых даже
залоснились от сытости, дал рулевому приказ брать курс на остров Хиос.
3. Остров Хиос
Разумеется, Эвбулид не мог знать этого, и новый разворот
судна, от которого
попадали на пол стоявшие рабы, воспринял как десятки прежних поворотов, не догадываясь, что именно
он уже разделил всю его
дальнейшую судьбу на две половины: жизнь свободного человека и жизнь раба.
Не обращая внимания на усилившийся топот ног на палубе, он по-прежнему вполголоса
беседовал с Сосием и другими вольноотпущенниками. Строил планы, как выкупиться из неволи, не представляя еще, как это
удастся сделать ему, не приученному
ни к какому труду, не знающему ни одного ремесла.
Утешало его лишь одно: что и кузнец Сосий, прежде чем стать известным кузнецом и выкупиться
из рабства, тоже был ничего
не умеющим подмастерьем.
Эвбулид был уверен, что жажда свободы поможет ему освободиться от этих оков, увидеть
Гедиту, детей и еще пройти по
таким бесконечно далеким теперь улочкам Афин...
-
И потом, разве обязательно мне быть кузнецом или горшечником? — вслух делился он внезапной надеждой с Сосием. — Ведь я
могу стать скрибой, переписчиком книг, наконец,
грамматиком! Я буду писать так старательно и быстро, что почернеют пальцы, перепишу книг больше, чем все остальные рабы, воспитаю своему... хозяину
прекрасного сына! И он в
благодарность за это даст мне свободу!
- Это было бы очень хорошо и
справедливо! — не глядя в глаза Эвбулиду,
соглашался старый кузнец, умалчивая о том, что еще предстояло узнать и испытать этому горящему надеждой эллину. Кому как не ему, Сосию, было знать,
что желание раба для его хозяина — это мышь в пустом чулане: будет
сидеть молча — не заметит, а пикнет — убьет, и что нет в мире более невозможной вещи, чем благодарность
господина в виде свободы.
На рассвете следующего дня триера причалила к просыпающейся гавани зеленого холмистого
острова.
Привычно скрипнула решетка. Спустившиеся кузнецы
заменили тяжелые оковы легкими, но не менее прочными кандалами и наручниками.
Позванивая ими, зябко ежась от утренней прохлады, пленники потянулись по ступенькам наверх.
