- Мне однажды, когда
умирали с голоду, зайца на порог кинул. Стукнул в дверь и бежать. Выхожу, а на
пороге – его следы…
- Сиротой рос…
- А Милуша, бедная,
сама теперь, как осиротела…
- Как мужу-то
своему скажет, что не уберегла сына?
Дед Завид шел, низко
опустив голову, и сокрушался:
- Я ведь за каждую
душу в ответе здесь! Господи, что я теперь скажу Тебе? Какой ответ дам на
Страшном Твоем Суде?..
Увидев возвращающихся
домой жителей, Тиун встретил их громким радостным лаем.
Дверь дома Милуши тут
же распахнулась, и из нее вдруг высунулся… Славко.
- Цыц! Окаянный… -
накинулся он было на Тиуна и осекся, увидев застывших перед ним людей. – Как…
вы?!
- Ты?! – в один голос
выдохнула толпа.
- Живые!
- Живой!!
Дед Завид потянул с
себя шапку и стал креститься прямо на небо:
- Слава Тебе, Господи!
Хоть за одну душу, да все меньше отвечать придется! Жив! Жив!! – бормотал он,
пытаясь протиснуться сквозь кольцо людей, обнимавших растерявшегося Славку, и
через головы погрозил ему кулаком. – Но все равно запорю… убью ослушника!
- Хоть ты жив… -
прижимая Славку к себе, чуть слышно прошептала Милуша и вдруг заголосила: - А я
своего – потеряла-а-а!
- Кого
потеряла, – похолодел Славко, - мужа?!
- Какого мужа
– сыночка! Добрынюшку!..
- Как? Где?!
- В поле!
Лиса его съела…
- Какое поле? Какая
лиса?!
И только тут до
Славки дошло. Только сейчас его осенило.
Он метнулся в
дверь и сразу вернулся с поднятым прямо из люльки Милушиным сыном.
- Да вот же он - твой
Добрынюшка!
- Сынок! – только и
охнула, оседая на снег, Милуша. – Живой…
- Живой! – загомонили
все вокруг.
- Живее не бывает! -
подтвердил Славко, высоко поднимая над собой хлопавшего глазами спросонья
малыша. – Было дело, лиса, и правда, уже собиралась загрызть его, да я ее -
ножом! И все тут! А его – сюда…
Милуша – и откуда
только силы взялись – резво вскочила на ноги и бросилась к сыну.
- Да что ж ты его на
ветру голым держишь?! - закричала она, выхватывая из рук Славки сына и пряча
себе под шубу.
- Эка, когда нашла
беспокоиться, что простынет! - только и крякнул дед Завид.
- Сыночек мой! Добрынюшка!
– плача, принялась восклицать Милуша, а потом со словами: «Отмолил, отмолил,
дедушка!» - стала обнимать и целовать деда Завида, сына, наконец, Славку.
