3
Только
теперь Крисп понял, что он натворил...
Все
порты древности были чем-то похожи и существенно отличались друг от друга разве
что размерами. В этом отношении Афины могли уступить, пожалуй, только Остийской
гавани Рима.
Каких
только кораблей не было здесь! Каких товаров не сгружали!..
Крисп
ошеломленно оглядывался по сторонам, а отец с воодушевлением говорил:
- То,
что ты видишь сейчас, лишь жалкое напоминание о былом величии этого города! Так
ли здесь было, когда не Рим, а Афины были столицей всего мира? Купцы со всех
концов Ойкумены[8]
почитали за честь доставлять в этот порт свои лучшие товары. А сейчас сюда
привозят то, что остается от покорившего Элладу, а следом и весь мир, – Рима!
Но и
то, что «оставалось», впечатляло.
Отец с
сыном шли по огромной портовой площади, следом за охранником, который как мог,
расчищал путь. Второго охранника Марцелл оставил сторожить каюту.
Со всех
сторон их теснил народ.
Торговцы съестным и разными заморскими диковинками на все голоса зазывали
покупателей.
Оборванный моряк, держа в руках обломок корабельной доски, жаловался всем, что
потерпел кораблекрушение, и просил милостыню.
Надсмотрщики, следуя за важным купцом, вели на городской рынок-агору
привезенных с далекого Эвксинского порта рабов.
Несмотря на весь этот шум и толкотню, настроение Криспа стало постепенно
подниматься. На ходу он приценивался к знаменитым греческим пирожкам - на меду,
с козьим сыром и маслом, которые горячие и действительно необыкновенно вкусные
тут же покупал ему Марцелл. Ему приглянулась красивая раковина с морских глубин,
отец подарил ему и ее…
Единственное, что еще тяготило Криспа, это невнятное ощущение какой-то потери…
Оно усиливалось с каждым шагом, росло в груди и, наконец, стало таким острым,
что он даже приостановился, пытаясь вспомнить, что же… что он потерял? Раковина
была на месте… Он ничего не брал с собой с корабля… «А не золотой ли ауреус,
что не мудрено в такой толчее?!» – вдруг испугался он. Но монета была на месте.
Он еще крепче сжал ее, и чувство утраты притупилось. А после этого сладко
волнующие мысли, что он может теперь купить, если не всё, то многое, очень
многое, вытеснили её совсем.
Он мог
купить себе даже рабов! А что? Хотя бы вон тех: мальчика лет семи и девушку, в
грязном дырявом платке и с деревянной игрушкой в руке, которые держа за руки
высокого мужчину, очевидно, их отца, ожидали своей участи в месте продажи
рабов.
