— Значит, удар ей нанесли скорее всего вечером, — сказал товарищ прокурора. — Теперь надобно список гостей составить, кто в тот вечер на даче был…
— Список составлен, только Акинфий Мефодьевич его еще не перебелил.
— Обижаете вы меня, Константин Аркадьевич, — и Акинфий Мефодьевич с укоризною причмокнул своей ириской — умел Акинфий Мефодьевич чмоканьем почти любую эмоцию выразить. — Вот, пожалуйте.
И опять – произведение искусства был тот список, даже черкать по нему, вопросы ставить казалось кощунственным. Потому черкали черновик, написанный не таким красивым, но все же разборчивым почерком Заславского.
В тот вечер госпожа Новикова устроила что-то вроде званого ужина по случаю обустройства на даче: комнаты вымыты, мебель, взятая напрокат, расставлена, кухарка Агафья приладилась к незнакомой плите. Пригласила госпожа Новикова своих партнеров по негоциям: Синявского (с супругой), Захарова (тоже с супругой) и Цванцигера (Людвига Карловна Цванцигер, супруга последнего, будучи в интересном положении, не выезжала). Была также подруга Новиковой госпожа Воробейчик с мужем, и брат означенного мужа, холостяк. Присутствовали и пасынки Новиковой, и старшие дочери, разумеется, с гувернанткою, а также и управитель Зотиков. Студента не звали, ужин ему Параня носила во флигель.
После ужина чай пили на террасе, а потом детей отправили спать. Синявский, Захаров, Цванцигер и Зотиков сели за вист на веранде, дамы и братья Воробейчик ушли в комнату, спасаясь от комарья, госпожа Воробейчик музицировала (в комнате стоял рояль, тоже, разумеется, взятый напрокат, но недурного звучания), пела арии из модных опереток. Мамзель вскоре после ужина удалилась, и Новикова ее больше не видела.
Слуги, поужинав, сидели возле летней кухни – там стол стоит, и лампу по вечерам хозяйка позволяет выносить. Играли в дурачка, после свет погасили и разговаривали. Мамзель тоже никто не видел.
— Так что, — сказал Константин Аркадьевич в заключение, — выходит, что студент последний с мамзелью беседовал.
Прыщ, появившийся наконец с долгожданным квасом, прервал его рассуждения.
— Еще из города, теперь из суда, хотят видеть…
Но Прыща уже оттеснили в сторонку два молодых человека, оба в партикулярном платье.
Тот, что ростом пониже (горбоносый красавец, лицом смугл, глаза бархатные, карие, с поволокою) отрекомендовался помощником судебного следователя окружного суда. И предписание предъявил.
— Опоздали, господин Згуриди, — язвительно сообщил товарищ прокурора. — Дело взято под контроль прокуратурой, когда доведем до конца, передадим в суд. А уж прессе в вашем лице, господин Квасницкий, здесь и вовсе делать нечего!
