Владик еще усмехался, но что-то липкое ворохнулось вдруг в душе. Приподнялось, запузырилось, словно теплое дрожжевое тесто. Владик, приоткрыв рот, дернулся, да так и замер, пытаясь пересилить непонятную шевелящуюся тяжесть. «Что это со мной?» — испуганно подумал он.
Спустя неделю в разных магазинах и в разное время он приобрел тридцать плиток шоколада с золотым ободком на обертке. Со всеми предосторожностями спрятал их под полом старой облезлой будки. Почти каждый вечер они со Светкой ходили в кино в городской кинотеатр. Заподозрившему неладное Бегемоту он сказал, что в кинотеатре у него завелась знакомая билетерша. Похоже, Бегемот не очень поверил словам Владика, но перестал приставать с расспросами. После кино, проводив Светку до комнаты, Владик уходил за сараи, в знакомую будку, и, лежа на спине, лениво грыз шоколад, любуясь золотыми оберточными ободками.
Однажды Мартышка — так звали ребята Маргариту Васильевну — привела в детдом свою дочку. На вид девчонке было лет шесть. Худющая, бледная, голосок тоненький, пичужный, как у воробышка. Она тихо стояла в сторонке, боязливо поглядывая на детдомовских.
«Не кормит свою шкилетку Мартышка», — равнодушно подумал Владик.
Потом, много позже, распечатав последнюю плитку шоколада и доедая ее за сараем, он вдруг, по неизвестной причине, вспомнил шкилетку. И будто заглянула шкилетина ему в глаза своим печальным взглядом. Не требовала ничего, не спрашивала, только застрял кусок в горле, будто не шоколад он жрал, а прессованную бумагу или тряпку. Разозлившись сам на себя, сжал в кулаке остатки шоколада и вместе с с оберткой швырнул в помойный ящик. Смятая шоколадина отлетела в дальний угол помойки и лежала там, поблескивая золотым ободком. Испугавшись неизвестно чего, Владик сбегал к сараю за длинным шестом, притащил его к помойке и шлепал этим шестом по золотому ободку до тех пор, пока тот совсем не исчез в нечистотах.
Удивительно, когда украл — не боялся, и потом не боялся, и только теперь, спустя время, страх настиг его. Как это так получается: значит, страх жил в душе, жил и ждал момента, чтобы проявиться?..
Незадолго до отбоя в комнату вошла Марьсильна, а за ней, отдуваясь, протиснулся в дверь довольно толстый дядька.
— Ваш новый воспитатель, ребята! — представила его Марьсильна.
Дядька вытер лоб платком и церемонно наклонил голову:
— Тепличкин! Спиридон Академыч.
Кит с Владиком едва не прыснули, так не вязалась легкомысленная Фамилия Тепличкин с солидным «Спиридон Академыч», На вид ему было лет сорок — сорок пять. А впрочем, кто его знает.
