Мойры | страница 46



Только дети свободны. Прыгают, бегают, кричат, играют как ни в чем не бывало. Кто-то из них будет жить долго и более-менее счастливо, другие скоро умрут, через несколько месяцев.

И чудится, будто по коридору бродит никем не замечаемая особа. Бесшумно передвигается она от ребенка к ребенку, касается смеющихся лиц, гладит их нежно и шепчет:

— Умрешь.

— Выживешь.

— Умрешь.

Потом проходит через стеклянные двери и поднимается вверх на лифте. Там она присаживается на одну из кроватей и что-то шепчет маленькому человеку. И он умирает той же ночью или на следующую.

Я ощущаю ее присутствие, знаю, что она была тут, знаю, кого выбрала, всю ночь провожу в напряжении, заглядываю в темные палаты, прислушиваюсь к дыханию и жду. Днем здесь как в детском саду, игры, велики, жизнь бьет ключом, снуют родители, быстрым шагом проходят врачи — с операции, на операцию, на процедуру, на обход, на перекур. Ночью — тишина, отдаленный шум автомобилей не в состоянии заглушить треньканье аппаратуры, а в дежурке монотонно бубнит маленький телевизор…

Все это лишь ожидание.

Ожидание очередной смерти.


7 июля


На Казимеже фестиваль еврейской культуры. Специально поменялась с Алей дежурством, чтобы не пропустить финального концерта. В прошлом году была там с Тобой. Помнишь, как лило? Огромная развеселая толпа под потоками дождя — на это стоило посмотреть.

В этом году обошлось без дождя. На Широкую я отправилась вечером, уже смеркалось. На подступах к Широкой встретила Клото, на сей раз в гражданской одежде, то есть в нормальных шмотках. Подумала, как странно: она способна преображаться по собственному желанию. И речь не только об одежде, но и манере выражаться, жестах. Неужто из любой проститутки можно сделать порядочную девушку? И неужто в любой порядочной девушке спрятана шлюха, готовая проявиться чуть не по первому требованию? В голове мелькнуло, что Клото потеряет немало денег, ведь сегодня суббота, в ее ремесле самый прибыльный день.

Купили пива и двинули в толпу. Увидела Пиноккио, а точнее, услыхала. Он немилосердно лупил в свой бубен, и, как обычно, его азарт притягивал людей. Вокруг него образовался круг танцующих, в основном молодежь, знакомая по прошлому году, и несколько человек, не говоривших по-польски. Прыгали вместе, смеялись. Мы с Клото тоже начали танцевать, сперва несмело и неуклюже, мешали кружки пива в руке и слишком высокие для этой брусчатки каблуки. Слов песни я не понимала, зато понимала музыку. Эти абсолютно неевропейские ритмы раскачивали толпу. И мы поддались общему настроению, подхватывали вопли Пиноккио, в конце концов сбросили туфли и босыми отплясывали в центре круга. Все вокруг хлопали; должно быть, мы и вправду хорошо смотрелись: обе с длинными волосами, развевающимися в танце, у Клото обесцвеченные добела, у меня черные, обе в коротких блузках на бретельках, без бюстгальтеров. Я подняла руки, стала хлопать в ладоши и вращать животом. Клото повторяла мои движения.