— Так сиди дома, лечись! — в укор ему вставила соседка по квартире. — Нет, явился жаловаться. Простуженный!
— Спокойнее, граждане! Не вносите сюда личные отношения, — осадила Маргарита Витальевна. — Идет разговор о состоянии вашего двора. Кругом грязь, собачье дерьмо, а вы…
— Собачитесь, — подсказал участковый Митрофанов.
— Вот именно, — согласилась Маргарита Витальевна. — И, потом, ты, Галя, стала филонить, редко появляться. Хорошо, сейчас я тебя тормознула. Подхалтуриваешь где-то, так и скажи…
Тут с лица дворника сползла загадочная улыбка Моны Лизы.
— А ну вас всех в жопу! — сказала она спокойно. — Я, блин, вторую неделю жду суку-мусорщика с его машиной! А вам говорить, Маргарита Витальевна, все одно, что в лужу пернуть! Никакого толку!
— Галя, Галя! — участковый Митрофанов покачал головой.
— А ты, старые яйца, приткнись со своим замком! — набирала голос дворник. — Платят тебе бомжатники бутылкой.
— Да ты… — Митрофанов порозовел с лица.
— Думаешь, я не знаю?! — Галина порушила знаменитую наполеоновскую позу и вскинула руки. — Что касается собачьего говна, известно откуда. В доме одна собака…
— Совесть имей, Галя! — возмутился Нюма. — Тебе ли говорить? Будто ты нас не знаешь?! Если что Точка и сотворит, так я тут же…
«Не унижайся, Нюмка, не оправдывайся! Мстит она нам за ту тетку у антикварного магазина, — тявкнула Точка. — Ревнует тебя, а ты и поддался! Пошли домой, Самвелка заждался».
Хотел Нюма, как говорится, «вставить пилюлю» — рассказать, где подхалтуривает дворник, да умолчал. Разве проживешь на те гроши, что она получает от Маргариты Витальевны. А то, что Галина и впрямь его приревновала к Жене Роговицыной, Нюме и в голову не пришло…
Весна ворвалась неожиданно, как горячая вода в ржавые трубы дома на Бармалеевой улице. И так же, как горячая вода, вновь пропала через три дня, чтобы уступить привычной, промозглой погоде конца марта. Весна-то все же наступит, а вот в появление горячей воды никто не верил…
Самвел с раздражением захлопнул форточку и выругался по-армянски.
— Клокэт ку…м! — что по-русски бы прозвучало совершенно неприлично. — Уеду в Ереван, клянусь мами! Разве это климат?! Почему царь Петр пробивал здесь окно в Европу? К шведам. Не мог он пробивать окно в Азию? К туркам… И у нас, армян, проблем не было бы из-за этих турок.
— Он об армянах не думал, — ответил Нюма. — Он думал: как мог Наум Бершадский прожить столько лет и не иметь нормального костюма?
