-- А он просто пошутил! – сказал Мнимозина чуть слышно. Отошел двадцать метров от столярки и повторил громко. -- А он просто пошутил. – И дал волю смеху.
Из столярки Мнимозина забежал в ресторан, насладиться организацией поминок:
-- Водочки побольше.
-- Вы до песен напоминаетесь.
-- Покойный любил то и другое. Надо уважить. И помните, девушки, вкус большинства блюд зависит от количества. Например: две банки варенья вдвое вкуснее одной банки варенья, а три пирожка с повидлом втрое вкуснее одного пирожка с повидлом, -- Мнимозина улыбнулся хитро-сладко, -- а горькая водка превращается в мед уже на четвертой рюмке. Правда, красивая? -- Он притиснул к себе толстенькую румяную раздатчицу, приподнял и легко покружил, нечаянно прихватив ладонью грудь.
Женщина зарумянилась, расцвела удовольствием:
-- Только и обращаете на нас внимание, пока своего меда не наелись...
Поварихи и офицантки, накрывая столы, живо обсуждали происшествие в морге, краснея, разводили широко в стороны руки.
-- И при жизни был кобелем, и после смерти не изменился.
-- Все они – кобели!
Мнимозина таял, как от сладкой музыки: с утра пошутил, весь день веселишься.
Обожал и никогда не упускал случая Мнимозина постебаться в прощальных речах, доводя провожающих и родню покойного до слез и истерик перечислением мнимых заслуг и сногосшибательных достоинств усопшего. Сегодня особенно повезло. В продолжение траурной церемонии поддерживал и утешал тридцатилетнюю Кирюхину вдову-красавицу:
-- Да, он ушел, и его безгрешная душа уже движется по пути отмеченному ИМ, но течение жизни в ее многоцветии и многообразии продолжается… -- шелестел Мнимозина в ее ухо, полизывая время от времени артерию, и, между делом отпил столько крови, что бедную женщину отвезли домой в полуобморочном состоянии, бледную, как стиральный порошок, да еще и забеременевшую внезапно.
А Мнимозина сытый и довольный, окинул напоследок ряды сверкающих мрамором памятников и кованными оградами могил братков, чиновников и прочих местных воров.
-- Кладбища все более превращаются в "ярмарки тщеславия". Может быть, под блеском мрамора гниется лучше? -- Вытянул из кармана ключи к своему роскошному Лексусу и непонимающе уставился на Мерседесовский значок брелка. "Мать твою!"-- только сейчас он начал вспоминать обращаемые на него в течение дня недоуменные взгляды. Мнимозина хмыкнул, оглянулся, вокруг никого не было, и засмеялся, заржал, сгибаясь пополам, во весь голос.
