-- Элементарная невежливость, -- обрадовался смене разговора Петрович. -- Неуважение к старшим современной моло...
-- И еще заметила, -- не обращая внимания на мужа продолжила баб Таня. -- Губы красят, а в зеркало не смотрятся.
-- Наловчились между делом прихорашиваться, -- вновь попытался вклиниться Петрович.
-- Молчи, если не понимаешь. Не отражаются они в зеркалах, -- выдержав строгую паузу, подняла сумку. -- Иди, Семен, домой, я следом.
Пламя свечи, зажженной сразу у калитки,ровным не осталось ни на миг. Язычок метался из стороны в сторону, то припадая вниз и почти затухая, то взвиваясь и коптя черным шлейфом. Дед Семен, пытаясь сохранить спокойствие, курил и внимательно следил за действиями знающей соседки, обходящей дом и двор.
-- Сам, чего думаешь?
Не ожидавший вопроса дед Семен вздрогнул:
-- Не верю я в эти байки про нечистых. Хулиганы, думаю, или кот с домовым подрались. Кому еще шуметь?
-- Копоть к чердаку тянется. Там шумели?
-- Ну там... Домовину я себе днями смастерил. Затащил на чердак до времени.
-- Вот и оно, -- баба Таня облегченно вздохнула, найдя решение. -- Вместо дубины выстругай осиновый кол и наведывайся до восхода к своей домовине
Мы предполагаем, а жизнь вносит
коррективы, например: дарит смерть.
Наблюдение
-- Ты веришь в Бога?
-- Нет!
-- Ты атеист?
-- Нет!
-- Есть ли Бог?
-- Не знаю.)
Мнимозина машинально повернул ключ в замке зажигания и тупо уставился на свою руку, пытаясь сосредоточиться, найти точку опоры. Собрать вокруг нее мысли и поступки сегодняшнего бесконечного, насыщенного событиями дня. "Боль -- сестра одиночества, и, если жить только болью, приходишь в вакуум и суицид. Надо обманывать, отвлекаться от боли," -- перед глазами вновь и вновь падало большое тело Андрюхи Кастрата, и спокойно, без сочувствия смотрели глаза Гульфика, Коляна и Петровича.
-- Они не пожалели Андрюху. Они не пожалеют меня, -- решение пришло, и Мнимозина твердо выговорил. – Я не пожалею их.
«Шестисотый» утробно заворчал мотором и, оставив на асфальте черные следы резины, сорвался с места и помчал вампира в Ряхино, к комнате с оружием. Мнимозина, он же Никитенко, он же Лесничий, давя на газ, упивался мыслями о мести братьям по крови.
Представил, как заполыхает после гранатометного выстрела матово-черный Лендровер Гульфика, как попытается выбраться через разбитое лобовое стекло разом растерявший глумливость вампир, как покривится от страха наглая рожа при виде встречающего автоматного ствола. Мнимозина возбужденно сглотнул и крепче сжал руль.
