— Кто передал? — глухо спросил Алексей.
— Тут от скуки даже рецепты читать начал, а газетки кочуют из палаты в палату.
— Значит, обо всем уже давно известно?
— Со вчерашнего дня. А статейка жидкая. Валяй сам — все по порядку.
— Долгий это разговор.
— Убытки подсчитали? Небось на миллион нарвались?
— Почти миллион.
— Должно быть, следователь вокруг тебя уже топчется?
— Допрашивает.
— Тебе, Алексей, в священники подаваться нельзя. Плохо утешать умеешь. Рассказывай.
Может быть, душевная тоска оказалась сильнее тревоги за больного человека, а может, Алексей просто не верил в страх перед сердечными болезнями, неподвластную силу которых ему еще не довелось испытать на себе, только он в глубокой печали обо всем рассказал Назарову.
— Теперь вот жду суда, — закончил Алексей.
— У тебя еще будет, а надо мной суд состоялся. Сейчас, когда ты толковал про беду.
— Ты-то, Григорий Иванович, при чем здесь?
— Кто Бурцеву пост главного инженера доверил? Ты или я?
— Человек он у нас новый…
— Но я-то старый! — перебил с возмущением Назаров, разом забыв про свою болезнь. — Я на эту должность прочил Мягкова — мне не утвердили. Разве можно было перетягу ставить? Ты куда смотрел? Русло широкое, огромный напор пыжа.
— Нашлись люди, которые отстаивают правильность этого решения.
— И еще найдутся. Черт с ними! Я-то знаю, где правда! — закричал Назаров. — Ты что, слепой котенок, не соображаешь?!
Дверь палаты распахнулась, и вошел главный врач. Он посмотрел на Щербака и возмущенно приказал:
— Немедленно оставьте больного!
* * *
Ольга долго ходила по комнате, размышля, о муже, потом сняла телефонную трубку и позвонила Назарову.
— Мне нужно поговорить с вами, — сказала она.
— Приезжай. Жду, — ответил Григорий Иванович.
Когда Ольга вошла в большой кабинет, отделанный пахучей сосной, Назаров сразу заметил ее смятение, но не стал докучать вопросами, а тут же позвонил куда-то по делам, чтобы она могла хоть чуть успокоиться. Окончив разговор, он подошел к Ольге и сказал:
— Знаю, это тяжело.
Она кивнула головой и вынула записку Бурцева.
Назаров прочитал бумагу, задержал свой взгляд на формулах и вычислениях, потом шумно задышал, прошелся по кабинету.
Ольга заметила внезапную бледность, растекшуюся по его лицу.
— Вот как! Любопытно, — наконец выдохнул он. — Откуда это у тебя, Оля?
— Лежала у Алексея в папке.
— Мир полон парадоксов, — усмехнулся Назаров. — Черт-те что творится на белом свете. Может, Фомич просто забыл об этой записке? В таком состоянии всякое бывает.
