Поезд тронулся. Я спрыгнула на ходу. Перед глазами на вагонах быстро мелькали белые, круги с красными крестами. Слезы текли по моим щекам. Побрела, не видя ничего, не зная, куда и зачем иду.
Опомнилась на окраине. Оглянулась. Со стороны города доносились взрывы. Клубы дыма, озаренные отблесками пожарища, поднимались в темноту. В небе вспыхивали разрывы зенитных снарядов, быстро рыскал слабый прожекторный луч.
«Не бомбят ли санитарный эшелон?» — тревожно думала я.
Куда идти, где теперь наши? Улицы были заполнены бегущими из города жителями. Стонали раненые. Матери с искаженными от горя лицами разыскивали потерявшихся во время бомбежки детей. «Мама! Где моя мама?» — громко кричала бежавшая мимо меня девочка, крепко прижимая маленького, уцепившегося за нее котенка. Пролетавшие над городом «мессеры» разбрасывали парашютные ракеты, от которых становилось светло как днем.
С трудом перебралась через небольшой деревянный мост, забитый трупами. Пахло кровью и горелой резиной от тлеющих машин. Дышать было трудно. На шоссе — масса военных машин, танков и пушек. Они направлялись к большому каменному мосту.
На побитой осколками стене белого дома заметила большую стрелу с фамилией нашего командира. Стрела показывала за угол, к дачным домикам.
Я пыталась обдумать события последних дней. И раненый беспомощный Гриша, и бомбежка, и слезы женщин и детей — все слилось у меня в одно. Было невыносимо тяжело.
— Стой! Кто идет? — остановил меня окрик часового.
— «Затвор», — вдруг услышала я рядом голос Ниловой. — Иди за мной, — сказала она мне, и мы направились к темнеющему за белым домиком саду.
В подразделении все спали. Изредка нас окликали как из-под земли выраставшие часовые.
— Здесь санчасть, — остановилась Нилова на окраине садика.
Развесистое кудрявое деревцо хорошо маскировало нашу санитарную машину. В кабине кто-то громко храпел.
— Ну что, отправила? — участливо заглянула мне в глаза Нилова.
Теплотой, лаской повеяло от ее слов. Слезы, давно подступавшие к горлу, так и брызнули у меня из глаз. Я вскочила в «санитарку» и бросилась на носилки, где недавно еще лежал Гриша. Рыдания с неудержимой силой прорвались наружу, и, чтобы заглушить их, я изо всех сил прижимала к лицу пилотку.
— Не слезы должны у нас накипать, а ненависть к врагу, — тихо сказала Саша.
Она легла на соседние носилки, прикрыв рукой глаза.
— Я почему-то была уверена, что ты не уедешь с мужем. А некоторые сомневались… Тамара, тебе нелегко сейчас, я знаю. Но Гриша твой уже в тылу, а здесь много раненых в большой опасности, их надо эвакуировать тоже. Пошли к ним! — И она легко спрыгнула с машины.
