— Да, я заметил. Ей хорошо на этом свете и без племенных коров.
— Вы правы. Боюсь, Рисса для биологии утрачена. Я с содроганием жду минуты, когда она попросится домой. Это будет наше маленькое фиаско.
— Наверное, Рисса из тех людей, кому достаточно кошки в доме и собаки на крыльце.
— Ну, что ж… Наверное, мы сможем расстаться с Риссой, содрогаясь от скрытых рыданий… — Кратов пристально заглянул в глаза Тонгу, опасаясь увидеть там насмешку. Но, похоже, учитель говорил вполне серьезно. — Ведь у нас останутся еще Майрон и Грегор.
— И Мерседес? — спросил Кратов, усмехаясь.
— Представьте себе. Пока что эта птичка-колибри прекрасно управляется с опытной делянкой акрора. И если вас ввели в заблуждение наивные карие глазки и глубокомысленные рассуждения о сеньорах и сеньоритах из «мыльных» сериалов, то знайте, что маленькая Мерседес Мартинес Солер — прирожденный фитомедиум поразительной силы и чувствительности.
— Фитомедиум? — Кратов сразу вспомнил поразившую его сценку с сорняком. — Эта цыпа… птичка-колибри воспринимает эмо-фон растений?!
— Эмо-фон — это чересчур сильно сказано. У растений нет эмоций. В то же время они способны модулировать свое биополе в зависимости от изменений в условиях жизнедеятельности. Нельзя отрицать, что и люди, и более примитивные существа, делают то же самое. Так что нет оснований запретить малышке Мерседес называть одно состояние растительного биополя «удовольствием», а другое — «гневом». Мы возлагаем на нее большие надежды. А ведь есть еще Радослав Грим, Дженни Райт, Ёсико Савагути… Если бы прикладная биология входила в сферу ваших интересов, я бы порекомендовал вам запомнить эти имена.
Кратов поглядел поверх седой макушки Тонга. Грядущие надежды мировой, а то и, чем черт не шутит, галактической биологии смиренно кучковались возле своих наставников. Кто сидел за знакомым дощатым столом, выслушивая сопровождаемые размеренным киваниям проповеди учителя Ка Тху о равновесии добра и зла в природе (на примерах из жизни кишечнодышащих и круглоротых, они же мешкожаберные). Кто угнездился в кругу возле большого костра, слушая песни под две гитары и одно укулеле, с которым виртуозно управлялась учитель Кендра Хименес. В сторонке худой и длинный, как жердь, доктор Спанкмайер (что было указано на визитке, пришпиленной к нагрудному карману ослепительно-белой рубашки) обсуждал с сумрачным, как всегда, Грегором поведение «Горгоны Икс Пять». Гениальное дитя Мерседес Мартинес Солер погоняло хворостиной в направлении кухни двоих голенастых подростков постарше, в обычных, но в предзакатный час вряд ли уместных, шляпах — «нон», с крытыми корзинами на коромыслах. Мулаточке очень был бы к лицу какой-нибудь большой красный цветок в убранных по-вечернему волосах. Но теперь Кратов понимал, что никогда в жизни она не сорвет ни единого цветка… Из дальнего загона доносилось капризное взмыкивание бубоса по имени Дракон. Все было хорошо и покойно. Ферма готовилась отойти ко сну.
