— Так когда ты собираешься сообщить мне, где находишься?
— В пределах страны, не беспокойся.
Из трубки понеслась длинная череда явно ругательных слов на незнакомом языке. Фрэнк знал, что это хорватский, хотя и не понимал ни слова, может быть к лучшему.
— Ну ладно, можешь не говорить мне.
— И не собираюсь.
— Тогда хотя бы подскажи, куда послать тебе рождественский подарок?
— Неужели ты купил мне подарок?
— Нет, но куплю, если ты дашь мне свой нынешний адрес.
— Отличный ход, Мирослав!
— Хорошо, хорошо. Назови хотя бы дату своего возвращения, чтобы я мог договориться о рекламных съемках.
— Я смогу прилететь на них и отсюда. Меня никто здесь не держит. Если что-нибудь изменится, дам тебе знать.
— Договорились.
— Только пусть это будет после рождественских каникул, ладно?
Последовала очередная пауза.
— Кто она?
Фрэнк почесал затылок. Мирослав знал его слишком хорошо.
— Кого ты имеешь в виду?
— Женщину, с которой ты собираешься провести каникулы, вот кого.
— Ты ее не знаешь, — ответил он, сам не зная, проведет ли предстоящие каникулы с Элинор, хотя и надеялся на это. Учитывая то, что до сих пор они старались не обсуждать между собой даже настоящее, кто знает, как сложит их будущее?
Попрощавшись, Фрэнк положил трубку на место. Разговоры с Мирославом всегда стоили ему немало нервов, но этот, учитывая все обстоятельства, оказался особенно утомительным.
Не мешало бы принять душ, подумал он, растерев лицо ладонями. И окончательно решить, как и когда поведать Элинор о том, что у него на уме.
Однако эта мысль отнюдь не улучшила его настроения. Какова будет ее реакция? Если честно, то Фрэнк этого не знал. Однако решил, что вряд ли стоит выкладывать на стол все карты прямо сейчас, когда она так тщательно скрывает свои. К тому же тревожило также ее отношение к нему как к безмозглому атлету, способному на эффективные действия лишь на спортивной площадке… и в постели. И хотя тайное знание о своем медицинском образовании тешило его самолюбие, это отнюдь не снимало проблему с повестки дня.
Да, Фрэнку приходилось быть свидетелем проявления сильных, истинных эмоций с ее стороны, но насколько глубоки они были? Не являются ли они грубо чувственными по природе и не преходящи ли они, как бабочки-однодневки? Необходимо было выяснить это. На его условиях. И его способом.
Правда, несмотря на результат, Фрэнк все равно бы не отступился от своего, поскольку если и было нечто, в чем он совершенно не сомневался, так это в том, что испытываемое им чувство к Элинор отнюдь не преходяще. Напоминая чувство, испытываемое им к матери, сестрам и ближайшим друзьям, оно дополнялось обуревающим Фрэнка сексуальным желанием.
