Он взял в жены дочку Эспинуолов, и она оказалась лучшей из всего семейства, самой толковой, а потом стала и самой красивой.
И вот у него сын, стоит подле матери. Оба сошли с крыльца. Этот парень в свой черед по праву станет здесь хозяином, господином и повелителем, оно уже и сейчас видно, он такой.
Понятно, кое-какие права есть и у младших. Но ежели ты не размазня (а Дон, уж конечно, не размазня, отец это чувствовал), так выкрутишься. От остальных можно откупиться, как-нибудь да уладить дело. Тэд — тот долго не проживет, но есть еще Мэри и двое меньших. «Что ж, если придется брать свое с бою, тем лучше для тебя».
Все это, весь потаенный смысл внезапной короткой схватки между отцом и сыном лишь позже понемногу осознала дочь Джона Грея, в ту пору почти еще девочка. Тогда ли разыгрывается драма, когда только посеяно зерно, или когда оно уже проросло и раскрываются почки, или еще позже, когда созревают плоды? Вот они, Греи, — народ крепкий, бережливые, толковые, решительные, действуют не спеша и терпенья им не занимать. Не потому ли они вытеснили Эспинуолов из Щедрой равнины? Кровь Эспинуолов течет и в жилах тех двоих — Мэри и Тэда.
Один из Эспинуолов, некий дядя Фред, брат Луизы Грей, иногда бывал у них на ферме. Такого увидишь — не забудешь: высокий старик, усы и острая бородка уже седые, одет не бог весть как, а все равно неуловимо чувствуется порода. Жил он теперь в главном городе их округа с дочерью, которая вышла замуж за торговца, был изысканно учтив, но при сестрином муже всегда замыкался в странном холодном молчании.
В тот осенний день Дон стоял подле матери, а Мэри с Тэдом держались поодаль.
— Не надо, Джон, — повторила Луиза Грей.
Отец семейства направился было к сараям, но приостановился:
— Все равно я их свалю.
— Нет, не свалишь! — вдруг подал голос Дон. И вперил в отца тяжелый взгляд.
Вот оно и прорвалось, вспыхнуло то затаенное, что тлело между ними. «Это мое…» «Это будет мое».
Отец круто повернулся, в упор глянул на сына и тут же, казалось, о нем забыл. А мать еще минуту умоляла:
— Ну чем, чем они тебе помешали?
— От них слишком много тени. Трава не растет.
— Так ведь у нас луга, столько акров травы…
Джон Грей отвечал жене, но смотрел опять на старшего сына. Безмолвно они перебрасывались другими словами.
«Это мое. Я здесь хозяин. Ты что, вздумал мне перечить?»
«Ха! Подумаешь! Пока оно все твое, а скоро будет мое».
«Катись к чертям!»
«Дурак! Погоди! Только погоди!»
В ту минуту вслух ничего такого сказано не было, а после Мэри не могла вспомнить точно, какими словами обменялись мужчины. В Доне внезапно вспыхнула решимость… быть может, решимость вступиться за мать… а может, и нечто другое… быть может, в нем заговорила кровь Эспинуолов, и на миг любовь к деревьям взяла верх над любовью к траве… к траве, которой откармливают скот.
