— Что надо, я думаю. — Гошка качнулся на носках. — А ты тоже, сестра милосердия называешься.
— Ну, знаешь! — Тамара возмущенно выпрямилась. — Я, в конце концов, не врач, даже не санинструктор. Ты разбираешься, вот и посоветуй, что пить.
Они посмотрели на Харлампия. Начальник лежал вытянувшись, безучастно глядя перед собой, будто увидел там, в открывшемся ему далеке, такое, что милостиво дано узреть только умирающим.
— Харлампий! — окликнул Гошка. — А, Харлампий!
— Ну чего еще? — не меняя позы, отозвался начальник. — Ты хоть кому-нибудь дашь спокойно пожить?
Гошка отвел Тамару, усадил на краю нар.
— Дуру ломает, — шепнул он ей. — Похоже — сматывается с корабля.
— С какого корабля? — Тамара дрогнула сиреневыми губами. — Вдруг отравился?
— Наоборот, — успокоил Гошка, — его Серега во сне нехорошем видел, так что все в норме. Как раз желудочное принял.
— Не надо, — попросила она. — Ведь ты же добрый, Гоша, я знаю. Зачем стараешься казаться злым, грубым?
— А я не стараюсь, я просто всякий. — Он вынул платок и, притянув Тамару к себе, обтер ее щеку.
— Что там нашел? — она скосила глаза.
— Сажа была. — Гошка отстранил ее на вытянутые руки. — Теперь нету.
Она прильнула к нему, зашептала:
— Я, по-моему, тоже всякая. Помогаю Вере кастрюли чистить, золу из печки выгребаю, рабо-о-отаю. — Тамара смотрела радостно, будто ожидала похвалы. — Я и готовить сама умею. В техникуме из нашей группы лучше всех салаты делала, шью, крою. В общежитии возле девчонок всякую науку прошла.
— Верю, ты способная.
Тамара быстро поцеловала его в подбородок, спрятала на его груди голову, попросила:
— Пойдем к нам? Там уютнее, печка топится.
Гошка отказался, наговаривая ей на ухо, что скоро связь с базой, а там надо идти на участок. Все так же прижимаясь к нему, она молча кивала головой.
— Мне страшно, Гоша. Что-то творится вокруг, или только мне, дуре, кажется, я не понимаю… Вот и с тобой тоже. Ушел ты ночью от меня, и все, кольнуло в сердце: «Больше не придет. Ничего у тебя, Томка, хорошего в жизни не было и никогда не будет». Скажи, что это неправда.
— Неправда. — Он сжал ее руку. — Ты так больше не думай.
— Хорошо. — Она пальцами свободной руки промокнула глаза. — Не думать — не буду… Ты что там за красотку вылепил? — Мокрыми глазами ревниво вгляделась в его лицо. — Какую такую мамзель изображал?
— Ну, Тому-уся! — Гошка отстранил ее от себя. — Женщина имя ее. Пусть народ смотрит, помнит о прекрасном, вечном, чтоб не зверел, не опускался на четвереньки, не рычал.
