— Алексей, — я пожал руку человеку в костюме и, заметив, что он как-то неодобрительно кривиться, переводя взгляд с меня на все суетившуюся возле Антона девочку, пояснил. — О перестрелке в Сенном слышали? Она у старосты там в прислуге была. А потом за нами увязалась…
— Конечно слышав, — взгляд пришедшего немного потеплел. — Последние дни только про то все и говорят. Меня звать Максим Сигизмундович.
— Как поживает уважаемая Яся Ярославовна? — из-за дерева вышел Генрих, сияя улыбкой, будто новенький червонец.
— Генрих Герхардович! — просиял доктор. — Все добрэ. Жывы-здоровы. Очень рад вас видеть, хочь хотилось бы встретиться в другом месте и не при таких обстоятельствах…
— Ну, извиняйте, Максим Сигизмундович, — развел руками Генрих. — Как все это закончится, буду рад встретиться с вами в более подходящей обстановке.
— Ловлю вас на слови, Генрих Герхардович, — улыбнулся врач, повернулся ко мне и указал на Антона. — Я так понимаю, то и есть мой пациент?
Мы подошли к Антону. Ляля, все это время следившая за Максимом Сигизмудновичем, робко встала и отошла на шаг назад. Врач, улыбнувшись девочке, присел рядом с раненым и принялся аккуратно снимать повязку.
— Принесите воды, — попросил он, не отрываясь от своего занятия.
Славко, которому объяснили как добраться до ручья, схватил котелок и мигом исчез из виду. Вернулся он спустя минуту и застыл, не зная что делать с водой дальше. Максим Сигизмундович, справившись наконец с повязками, все сидел на корточках и изучал ногу Антона. Я тоже посмотрел и увиденное мне очень не понравилось. Кожа вокруг раны сильно покраснела и распухла, а из-под сорванной вместе с повязкой корочки проступили белесые капли гноя. Заражение – налицо. И смачивание самогоном повязки, судя по всему, не помогло совсем. Как бы Антон без ноги не остался…
— Его надо в больницу, — задумчиво произнес врач, глядя на рану. — Давно он так?
— В Сенном ранили, — ответил я. — Без сознания уже около четырех дней. Только, вы же понимаете, что в больницу определить никак не можем…
— Сделаю, шо змогу, — вздохнул Максим Сигизмундович и, уже другим тоном, приказал. — Принэсить щэ воды и вскипятить.
Пока вода закипала, врач копался в своем саквояже, что-то шепча под нос. Потом он начал вынимать оттуда блестящие инструменты, кое-какие отправляя в бурлящую воду, а какие-то бросая обратно.
— Надо руки вымыты, — сказал он, вытаскивая из саквояжа завернутый в тряпочку кусок мыла. — Генрих Герхардович, поможэтэ? Тоже руки вымыйтэ.
